Я помню юную студентку,
Она экзамен не сдала
И, чтобы заслужить оценку,
Со мною время провела.

Такие раньше были нравы,
Когда я молод был, тогда…
Что говорить…о, Боже правый,
Жаль, что прошли те времена.

Теперь уж редко кто подарит
Свою любовь. Иль я не тот,
Иль только случай миром правит.
А остальное все не в счет?

Что ж, хорошо, хоть есть, что вспомнить,
Не зря, не зря преподавал,
Да и она, надеюсь, помнит,
Того, кто знания ей дал.

Защитив через несколько лет после окончания института диссертацию на соискание ученой степени кандидата наук, я без отрыва от основной работы в одном отраслевом НИИ стал преподавать на родной кафедре на условиях почасовой оплаты. В личном жизни я был тогда свободен, переживая период так называемой «второй молодости», а преподавательская деятельность предоставляет, как известно, большие возможности в этом плане. Я читал лекции, вел практические занятия, принимал зачеты и экзамены преимущественно на вечерних отделениях различных факультетов. Особенно любил я принимать зачеты и экзамены, поскольку к ним не надо было готовиться, а часов они давали больше, чем лекция или семинар. Именно во время приема одного из зачетов я и познакомился с той девушкой, о которой пойдет этот невыдуманный рассказ.
Это была небольшого роста, привлекательная складненькая блондинка, с достаточно простоватым выражением лица. Ни на один из вопросов выпавшего ей билета она ответить не смогла. Ни по лекциям, ни по практическим занятиям я ее не помнил (видимо, она на них просто не ходила), и с полным правом мог поставить ей «неуд», но что-то удержало меня, какая-то искра проскользнула между нами, когда я собирался вынести ей свой приговор. Обладая уже достаточным любовным опытом, я с первого взгляда отнес ее к классу податливых, по образному выражению Пушкина, крестьянок»: У податливых крестьянокК чаю накупи баранок…
Баранки этих дам были весьма привлекательны, для меня, во всяком случае, в моем свободном тогда положении. И с первых часов знакомства с ними стремился я им то вручить, чем можно, – как утверждает тот же Пушкин, – верного еврея от православных отличить…
Вместе с ее зачеткой я придвинул ей бумажку, на которой написал осенившие меня слова: «Готов позаниматься с Вами в индивидуальном порядке…». Она понимающе улыбнулась, взяла свою зачетку и мою бумажку, попрощалась и вышла…
Несколько взбудораженный, я продолжал принимать зачеты. Было уже довольно поздно, когда, опросив всех, я вышел из аудитории. Каково же было мое удивление, когда в пустом коридоре у окна я увидел ее одинокую фигуру. Она метнулась ко мне со словами: «Сергей Львович, я согласна». Кровь ударила мне в голову, ничего не ответив, я взял ее за руку и мы направились к выходу. В метро я предложил ей поехать ко мне. Она легко согласилась. После развода с первой женой я жил вдвоем с мамой. Когда мы приехали к нам, мама уже отдыхала и не очень удивилась столь поздней гостье. Она уже привыкла к периодическому появлению в нашей квартире моих очередных знакомых.
С того, первого вечера Зина стала периодически приезжать ко мне. В искусстве любви она оказалась очень умелой, зная в этой области, по-видимому, все, и с удовольствием стала делиться со мной своим опытом, особенно в части так называемой французской любви.

Глаза твои …Ближе, о ближе!
Надвинулись тени? Склони же
Смягченные взоры твои,
И дай мне в вечернем Париже
Парижской, а все же любви.
Ж. Ромен. Парижская любовь (пер. И. Тхоржевского)

О чем здесь, в точности, не знаю,
Однако же предполагаю –
С любовью этой был знаком,
Хоть не бывал в Париже том.

Но все ж милей мне секс обычный,
Без этих вычурных затей,
Оно надежней и привычней.
Все остальное – для блядей.

А если говорить по-русски.
Все остальное, как закуска
Перед безумием страстей.

Разумеется, Зина не только пересдала познакомивший нас зачет, но выдержала и экзамен по моему предмету в весеннюю сессию. Жила она вдвоем с тетушкой на другом конце Москвы и работала техническим сотрудником в какой-то научно-исследовательской организации. Я не интересовался, был ли у нее кто-то еще параллельно со мной. Если бы и был, то, получая свое, я бы не ревновал, не давая ей и сам отчета о своем времяпровождении.

Здесь не любовь была, а страсть,
Которая любви лишь часть,
Лишь только похоть, вожделенье,
Где нет духовного влеченья,
Где нравственного чувства нет,
Лишь секс справляет свой банкет…

Однажды она приехала с большим букетом цветов для моей мамы. При всем примитивизме наших отношений она, конечно же, наделся на большее, чем предлагал ей я. Но, увы, никаких серьезных планов я с ней не связывал.
Наши отношения продолжались пару лет, пока она училась в институте, и постепенно исчерпали себя. У меня появились другие, более интересные увлечения, и у нее, наверно, тоже. Взаимных претензий и обид не было. Прошли годы, и хотя я женат и, наконец-то, счастлив, тем не менее, мне хотелось бы узнать, как сложилась ее личная жизнь, и, может даже, увидеться с нею. Прошлое имеет над нами необъяснимую власть…