Выше я уже писал, что очень люблю живопись. И раньше, и теперь, когда мне удается быть в других городах, я стремлюсь посетить имеющиеся там художественные музеи или картинные галереи, подолгу рассматривая полотна старых мастеров.

Когда гляжу я на портреты
В старинных рамах на стенах,
Стремлюсь перенестись в те лета.
Что время превратило в прах.

Стремлюсь понять, как раньше жили
Герои тех далеких лет,
Как в юности они любили
Тех дам, которых ныне нет…

Одно из этих посещений положило начало той романтической истории, которую я хочу рассказать.
Как-то зимой, когда мне было около сорока лет, я был в командировке в столице одной из прибалтийских республик бывшего Советского Союза. Работы оказалось очень много, и только в предотъездный день я смог выбраться в центральный художественный музей этого города. Пройдясь по нескольким залам, я пристал к одной экскурсии, которую вела местный экскурсовод. Это была хорошо сложенная, со вкусом одетая очень милая женщина лет тридцати. У нее была мягкая, типично славянская внешность. Она так понравилась мне, что я больше смотрел на нее, чем на те картины, которые она прекрасно объясняла. По-видимому, она заметила мое повышенное к ней внимание. Это не только смущало ее, но и мешало ей, и она, сдвинув свои тонкие брови, несколько раз строго посмотрела на меня. Закончив экскурсию, она быстро ушла.
Узнав у дежурной по залу ее имя (Анна Петровна) и фамилию, я написал восторженный отзыв в соответствующей книге. Выходя из музея, я на всякий случай записал его адрес.
Не увидев на руке заинтересовавшей меня молодой женщины обручального кольца, я почему-то подумал, что она не замужем. К тому же, меня так поразило органичное сочетание в ней прекрасной внешности с глубоким знанием своего предмета, что, вернувшись домой, я написал ей на адрес музея. Я почти не рассчитывал получить ответ. Просто мне надо было дать выход своим чувствам, а перо и бумага в таких случаях лучшее лекарство. …И боль, что отдана бумаге,/Своею жизнью заживет,/И горше было чем страданье,/Прекраснее тем будет плод – написал я много позже.
Каково же было мое удивление и радость, когда недели через две я получил ответ. Вот примерное его содержание:

Уважаемый Сергей Львович!

Отвечаю не сразу, т.к. своим письмом Вы меня более чем удивили. Со мной впервые пытаются познакомиться таким образом. Однако, я решила ответить Вам потому, что письмо Ваше показалось мне искренним. («Женщины видят в словах больше, чем сказано в них…». Овидий)
На вопрос по поводу моей личной жизни ответить очень трудно, если говорить по существу. Что касается внешнего ее выражения, то Вы правы: брак у меня был короткий и неудачный. Сейчас живу с родителями и дочерью. Ей девять лет и она учится в третьем классе. Но, понимаете, несчастной я себя не чувствую. Относительно прошлой жизни, а все, как известно, познается в сравнении, я живу сейчас просто замечательно. У меня заботливые родители, ласковая дочь, есть верные друзья, много интересных знакомых. Многие женщины живут значительно хуже, независимо от семейного положения.
Вопросов Вам задавать не буду. На поставленные «в лоб» вопросы человек редко отвечает честно. Иногда лукавит бессознательно. Обещать – пока ничего не обещаю. Время покажет…
С уважением Анна

За строчками этого письма я увидел достаточно сильного и независимого человек. Меня обрадовало начавшееся, пусть пока практически и заочное, знакомство с молодой интересной и умной женщиной. Рано или поздно, рассчитывал я, оно может стать очным. Между нами завязалась довольно оживленная переписка, но не событийного, а преимущественно отвлеченного, несколько философского характера. Вот, например, что написала она мне в одном из следующих писем:

Что касается личной жизни, то для меня личная жизнь – это право свободно думать и чувствовать. А любовь? Я реалист в этом вопросе, и отдаю себе отчет в том, что бывшее в 18-20 лет, больше не повторится, а остальное – от рассудка и от тела. Любовь здесь ни при чем…

Тело – это очень хорошо, подумал я, быстрее бы до него добраться…
Как видите, я тоже реалист.
Между тем близилось лето, и я в очередном письме пригласил Аню с дочерью в гости к нам. После двух неудачных браков, каждый из которых подарил мне, однако, по сыну, я жил вдвоем с мамой, уже пожилой и больной женщиной. Аня ответила благодарностью и согласием приехать к нам с дочерью, которой она хотела показать Москву, в начале июня на пару недель, если столь длительный визит не стеснит нас. Я тут же подтвердил свое приглашение. Сердце мое сладко заныло от предвкушения ожидаемой близости. Что она будет, я теперь не сомневался…
Я встретил их на вокзале с цветами. Дочка Ани, ее звали Женечка, мне понравилась. Видно было, что она очень привязана к маме, и стесняется незнакомого дяди. Я люблю детей, особенно маленьких, и всячески старался расположить Женечку к себе.
Моя мама, хотя я предупредил ее, что еду встречать гостей, которые будут жить у нас не менее двух недель, была озадачена появлением в нашей квартире иногородней молодой женщины с ребенком. Моих иногородних подруг мама опасалась, как огня – ей слишком тяжело досталась наша квартира. Деревенская девочка, детдомовка с девятилетнего возраста, большую часть своей жизни она прожила в общежитиях, и, когда мы получили эту квартиру, она стала ее главной радостью после нас с братом. Она с трудом отстояла ее от посягательства двух моих бывших жен. «Как бы эта особа не захотела в дальнейшем прописаться у нас со своей дочерью», – читал я в мамином взгляде. Думаю, что Аня почувствовала скрытую недоброжелательность моей мамы – скрывать свои эмоции мама не умела. Поэтому я всячески старался сгладить ситуацию, проявляя максимум внимания и предусмотрительности к Ане и ее дочери.
Пока Аня разбирала свои вещи, а мама сервировала стол, я открыл крышку нашего старинного фортепьяно, достал ноты и стал демонстрировать Женечке свое (к сожалению, весьма ограниченное) искусство игры на нем, подпевая при этом сам себе. Я наигрывал ей русские романсы и наиболее простые вещи из «Детского альбома» Чайковского. Женечке моя игра понравилась – видимо, инструмента у них дома не было. Под моим руководством она с удовольствием тут же стала учиться и сама… В дальнейшем она почти не отходила от нашего фортепьяно, и к удивлению и радости своей мамы за две недели пребывания у нас весьма преуспела в обучении игры на нем. На прощание я подарил ей детский самоучитель игры на фортепьяно, а Аня обещала, приехав домой, подумать о приобретении для нее этого инструмента…
Наша малогабаритная трехкомнатная квартира имеет вид распашонки. 12-метровая комната правого рукава была маминой, примерно такая же левого – моя; перед ними большая комната или зала, как ее называла моя мама…
Ане и ее дочери мы отвели большую комнату. Когда вскоре после ужина они улеглись на большом стоявшем здесь диване, я поцеловал их обеих, пожелал им спокойной ночи и пошел к себе, оставив дверь своей комнаты открытой. Погасив верхний свет, я зажег прикроватную лампу и стал читать. Свет из моей комнаты был виден в зале, и когда Женечка заснула, Аня пришла ко мне…

Так что ж это такое,
Взрослая любовь,
И чем она прельщает
И будоражит кровь?

На что она похожа,
И почему всех нас
До старости тревожит
Ее могучий глас?

Ты обезумел, все презрел,
Одежды сбросил тоже,
Слиянье душ, слиянье тел,
Атласность женской кожи.

В подругу погружаешься,
Как в теплую волну,
И на волне качаешься
У страсти весь в плену.

Никто тебе не нужен,
Пусть все идет ко дну,
И любишь ты сегодня
Ее, ее одну.

Все горячее, все тесней
Сжимаются тела,
Все чаще, чаще и сильней
Вздымается волна.

Ты весь изнемогаешь,
Но вот блаженства миг –
Девятый вал бросает
Тебя на самый пик!

Вершина упоенья!
Издав победный крик,
Без сил, в изнеможенье
К лицу ее приник…

Две недели пролетели, как сон, который я иногда вспоминаю и сейчас. Взяв отпуск, я целиком посвятил его своим гостям. Мы гуляли в нашем Измайловском парке, ездили в Центральный парк культуры и отдыха (так он назывался тогда) им. Горького, катались там на аттракционах, дважды совершили круиз на речном трамвае по Москве-реке, поднимались на Воробьевы горы, были в зоопарке, в цирке, в детском и взрослом театрах. Аня была крайне признательна мне, а Женечка просто не отходила от меня. Видимо, дома ей не хватало мужского общества…
Я чувствовал, что Аня ждет от меня серьезного разговора о будущем наших отношений. Но я был тогда совершенно не готов к такому разговору. Всего лишь два года назад от меня ушла с нашим сыном на руках моя вторая жена. Я еще не отошел от крушения этого брака, чтобы связывать себя узами нового. Время покажет, рассуждал я, не все сразу, куда спешить?.. Но Аня, видимо, думала иначе. Человек твердый и рациональный, она не хотела плыть по волнам, завися от чужой воли… Поэтому наше расставание было грустным. Мы оба чувствовали, что, скорее всего, эта встреча окажется последней. Женечка с слезами на глазах просила меня поскорей приехать в гости к ним, обещая к моему приезду хорошенько выучиться игре на фортепьяно, если мама купить его. Печально улыбаясь, я обещал…
Мы еще переписывались какое-то время, потом после длительного молчания она прислал мне коротенькое письмо: «Милый Сережа! Я выхожу замуж. Надеюсь быть счастливой, и тебе желаю того же. Прощай!..»