МИФОРЬ.

В самом диком лесу, на самом далёком мысу, у самого самого края испокон времён стоит сосна роковая… И нет к ней пути: ни проехать, не пройти!

Та сосна-то сколь ни баска: стволом стройна, корой красна, от комля вся сплошь мхом седым поросла, вершиной в небо упёрлась, корнями землю дёржит да ветвями звёзды елошит. По стволу у неё мёд янтарной течёт, на ветвях хвоя изумрудна растёт, а меж хвои цвет вечнобелой цветёт. Круглой год сосна урожаи всяки даёт: зиму – сладки леденцы, вёсну – огурцы солёны, лето – яблоки мочёны, осень – калачи печёны.

На самом верху, на кривом суку сидит ключник небесной – Мифорь зловесной. Сам как урод: рот шире ворот, нос чагой оброс, один глаз во лбу горит, другой – на затылке светит. Задней лапой он себе спину чёшет, нижней – пузо гладит, в верхней – грабли вертит, а передней лапой трясёт чугунным ухватом. Мёду ключник напился, хвостом за сук уцепился. А на пузе-то у его висит туес серебряной на цепи медяной! Мифорь тот злобно урчит, рогами сучит, граблями тучи гонят да ухватом солнце подцеплят. Пока солнце в туес кладёт, луну у него ночь крадёт, а как луну поймат, день у него в тот час солнце-то и отымат…

Селились в том месте под сосною двое – беспоповцы: Вяхря да Похтырь. Жили – веселились, нужды и горя не знали: спали меж корней в норе, маялись бездельем на безвременьи да с жиру бесились. Ветер посильне дунет – сверху еды нападат, под сосной улягутся – мёду в рот натечёт. Которо в траве сышшут – сразу в нутро упихают, а которо в зоб не влезло – в дупле впрок припрячут.

В непогодь под корнями сидят – припасы дармовы едят. Пряников да мёду пожуют, водой дождевой с-под потоку всё запьют и побежат после дождя на бор – мох граблями по буграм ровнять да грязь в няшах жердями мерять.

Всё тепло проскачут по полям да по лесам, а грянут морозы – залезут на полати и спят до поры там, пока конфеты на сосне не поспеют. Как время подойдёт, напялят малицы да выйдут под сосну – леденцы складывать в поленницы. Леденцов налижутся, снегом закусят и побежат к угору – летать на дровнях в овраг с обрыву, да нырять с разбегу с круч в сумёты.

Как таять начнёт, проснутся опять. Усядутся под сосной, огурцов малосольных натрескаются, аж животы им вспучит, и умчат опосля лёд пешнями гонять на половодьи, запруды в ручьях городить да клюкву прошлогодню на болоте лаптями давить.

Так бы оне и дале жили – не тужили, всё б в траве копошились, да вызрели оноднесь в лето на сосне не шишки да конфеты, а плоды диковинны золоты. Стали Вяхря и Похтырь ждать-поджидать, когда те плоды станут поспевать да сами вниз сыпаться.

День ждут, другой… Ужо неделю маются, спать не ложатся… Месяц на ветки глядят – один мох едят, а плоды так всё и висят – падать вниз никак не хотят! Пробовали на ствол лезть, да куды там – токо в меду устряпались все. Слегой махали – не вымахнуть, камнями кидали – не докинуть.

Выбились из сил да изголодали совсем, вот Вяхря и говорит: «Надоть бы нам струмент какой дельной найтить, штобы сосну эфту свалить!» А Похтырь – ему в ответ: «Да, как же мы, паря, без сосны-то жить станем дале?!» Вяхря опять за своё: «Завалим сосну, пойдём с тобой в город, продадим там плоды золоты – накупим себе женшшин, вина да еды! Будем жить в городе, как люди!» На том и порешили…

И побрели, нехристи, куды глаза глядят – инструмент дельной вместе добывать…

ЧАМОРЬ.

Семь дён по чащобам бредут – не выбредут, неделю по трясинам гребут – не выгребут. За лесом тёмным, да за за чарусьём дальним упёрлись они в няшу бескрайню. Брод долго ныкали – жердями в няшу тыкали, но до дна нигде не достали. Упёхтались все да устали, сели на пригорке, скинули в ту няшу опорки, крикнули: «Да, провались, ты!» – и спать во мху повалились.

Сквозь сон слышат – вроде сопит кто-то, кряхтит и тяжело дышит. Очнулись и видят: лезет из няши на берег чаморь Бела о двух головах! На макушках у ней короны золочёны прикручены, на плечах – шуба из перьев белых висит, под перьями бледны кости светят да кровь голуба в жилах течёт, а из-под шубы лапы орлины с когтями торчат.

Спрашиват их чаморь Бела: «Койду правитесь, лапотники сермяжны? И какого рожна вам здесь нужно?!» А Вяхря ей и отвечат: «Слышь, мамаша благородна, нать бы нам сыскать струменту подходяшшего. Холода скоро. Хотим, вот, дров к зимы заготовить!» «Хорошо, – говорит им чаморь Бела – оставляйте мне в залог свою веру, дам я вам взамен кой-какой инструмент». «Може тут хитрось кака аль подвох есть?», – засомневался было Похтырь. А Вяхря ему шепчет в ответ: «А-а, плевать! Нашто нам эфта вера нать? Сколь ни живём – ни разу не пользовались!» И решили братья веру свою отдать ей. Получили в обмен пилу криву да тупой топор и попёрлись назад к сосне на угор…

Пилой ствол пилили, пока все зубья не сточили! Топором махали – токмо искры кругом сверкали! Выбились из сил совсем, а на сосне ни царапины нет... А сверху-то им буде голос кажет: «Этта кто тута всё элекстричеством балует?! Подите-ка, бестолочи, лучше делом займитесь! У вас одних до сих трава в полях не полота, дров на зиму не колото, воды в котлы не ношено, треста в лягах не скошена… Токо мухи голодны по пустым горшкам с полагушками ползают!» «Вот, мы делом-то себе и займёмся, когды до золота доберёмся!» – буркнул в сердцах Вяхря, и побрели братья к болоту обратно…

Пришли опять к той же няше и видят: всё теперь вокруг покрыто туманом, по берегу рвов да окопов нарыто, по окопам кости белы рассыпаны, посредь няши торчит кол, а на колу висят два белых черепа. Кинули они в няшу пилу да топор, три раза крикнули: «Провались!» (на всякой случай) и за бруствер спрятались.

Тут грязь забурлила, пошли по тине круги, и выбралась из няши чаморь Красна о трёх головах! У тех голов три глаза жутким светом горят, три бороды железных на одну сторону сворочены, из пастей кровавых зубы золоты торчат! На одной голове папаха надета, на другой – каска с рогами нахлобучена, а на третьёй – шлём с ушами напялен. На груди у чамори звезда красна вырезана, на спине чёрной крест прибит, в левой руке у ней зажата граната, а правой – она винтовку держит.

Увидала чаморь Красна чужих да как захрипит: «Стой, кто идёт! Отвечай, што тут надо, солдатики?!» А Вяхря ей и докладыват с перепугу: «Мы тут даве были, да у гадины бледной веру свою забыли. Нать бы нам своё обратно получить!» «Ну, вы опомнились, безголовы! – чаморь Красна им молвит – Падаль ту Белу я уже съела. А веры теперь уж никак не достать вам! Вот – возьмите лучше гранату. На вид она маловата, зато, как рванёт – любы горы свернёт! Но энта граната не совсем бесплатна, отдадите мне за неё вашу правду». Посомневались братья да и сказали: «Зачем нам правда без веры. Не хотим её больше знать! Забирай себе, коли нать!» Схватили гранату и помчали к сосне, штоб испытать её поскоре.

Прибежали на угор и грохнули гранатой об ствол. Но, то ли не точно попали, то ли граната не свежа досталась, да токо сами от взрыва оглохли, а у сосны лишь кора ободралась! В головах гудит у братьев и голос блазнит опять им: «Да пошто вы, ироды, в мирно то время без спросу здесь тротил жгёте! Смотрите, олухи окоянны, сколь вы ни грязны да ни драны! Подите, вон, лучше колтухи свои состригите, шерсти с них нацапайте, сваляйте в валенки да продайте их на ярманке! Да на деньги эфти-те ума себе купите!» Разозлились братья, кулаком вверх погрозили и поплелись на болото обратно…

К няше опять добрались и токо диву дались: кругом море огней сверкаюшших, посредь трясины хоромы огромны отстроены, а на краю няши стоит железной столб с проводами. На том столбу приделана кнопка, сверху над ней написано «PULL», а снизу «TALK». «Ишь, сколь придумано ловко!» - подумали, кнопку нажали и подале в сторону отбежали.

Тут же няша разверзлась, сыграла громко музыка, да, как попёрла вылазить из грязи огромна восьмиголова гадина – чаморь Чёрна! Отовсюду торчат клешни и шшупальца, на шшупальцах золоты кольца насажены, а на клешнях алмазны браслеты надеты. Присел Вяхря от страху и спрашиват: «Э-э-э… Хау ду ю ду, верзила?! До тебя были тут две стервы: перва спёрла у нас веру, а втора правду выманила. Не видала - куды они провалились?» «Нет, не видала нигде... – им чаморь Чёрна отвечала, – но, не переживайте, родные, помогу я вашему горю-беде! Вот, дарю вам меч-огонь, всё порубит, што ни тронь! А взамен попрошу самую малость – вашу совесть, ежели она у вас ишше осталась». Братья крикнули ей: «Бери – валяй! Совести у нас хошь отбавляй!» Забрали себе тот огненный меч и воротились скоре обратно к сосне…

ВЯХРЯ ДА ПОХТЫРЬ.

Эх! Долга сказка кажется, да недолго делу сделаться...

Сквозанули по стволу мечом* – токмо смола по краям вскипела! Рты раззявили, стоят и смотрят – в каку сторону сосна падать начнёт. Но тут сверху кто-то сказал им, буде по радио объявил: «Ну, мы поехали! А вы – прошшевайте теперь, братья! Век счастья не видать вам!» Сосна-то скрипнула, закряхтела, но на земь не упала, а качнулась легохонько так, ото пня отделилась по срезу, вызнялась нехотя в поднебесьи и разом ввысь улетела!

А братьям тем непутёвым остался всего лишь пень с корнями, да сверху просыпалась на них кака-то труха, кокошник мятой и от гармони меха…

Видно, Земля, с тех вот пор, так куды-то всё падат и катится – никак не остановится! Солнце с луною всё хуже светят, а звёзды всё меньше да холоднее становятся…

Ну, а Вяхря да Похтырь нацепили последни опорки, прошли тридевять земель насквозь и добрались-таки до городу! Встали там на учёт, выучились на монтёров, шарились по-за сараями, катились по наклонной, кормили вшей в клоповниках, водили шашни со шмарами, пухли с голодухи, лечились от зубов и алкоголизма… Да так с тех пор досих по городам и рышшут – всё счастья себе ишшут!

В диком лесу да на высоком мысу у самого края стояла сосна роковая, и нет теперь к ней пути: ни проехать, не дойти…


* Как опосля оказалось, заряда у этого меча хватат лишь на один раз, а зарядно устройство… Да кто ж его так просто отдаст!