РЕШЕТО - независимый литературный портал
Морэ Сицилия / Проза

Глазами призрака

1392 просмотра

 Здравствуйте. Вам интересно, кто я? У меня много имен… Кто-то считает меня иллюзией, кто-то галлюцинацией, иногда даже миражом или просто легендой.  Но все равно я рада, что вы пришли. Я рада любому человеку, существу, которому можно рассказать мою историю, ибо до этого у меня просто не было такой возможности. Усаживайтесь поудобнее, я не хочу, чтобы, слушая мой рассказ, вам было некомфортно, может, именно поэтому я буду рассказывать свою долгую историю в тот момент, когда вы крепко спите на ужасно твердом диване.

Меня зовут Агнесс Данн. Обычное английское имя с американской фамилией. Агнесс… Так меня называли до двадцати трех лет, пока моя жизнь резко не изменилась.

Я появилась на свет 9 ноября 1915 года в маленькой темной комнатке, освещенной одной настольной лампой с бордовым абажуром. Откуда я знаю, как все выглядело? Мне рассказывала мама… Очень добрая, нежная и вечно улыбающаяся мама. Она всегда завязывала длинные до пояса волосы в тугой пучок, когда собиралась идти на работу в школу. Каждое утро она готовила завтрак, ждала пока я, мой брат и папа поедим, а после довольная целовала нас в лоб и уходила, оставляя за собой аромат сладких даже слегка приторных духов.

Мы жили не бедно. Папа в ту пору был одним из самых читаемых авторов, поэтому каждый ужин у нас к столу было свежее мясо и ароматное красное вино 50х годов прошлого века. Отец был бывшим военным, но из-за травмы ноги его не призвали на фронт во время боевых действий того периода, так что, благодаря ему, в доме царил порядок и строгий режим. Но, тем не менее, он был великим человеком с доброй душой. Никогда в жизни он не уходил из церкви без пожертвования в сотню фунтов, а перед Рождеством сажал нас возле камина на большие мягкие подушки и требовал, чтобы каждый из нас сделал по три плюшевые игрушки для сиротского дома. Для меня это было в удовольствие работать иголкой, а вот моему старшему брату Дилану это совсем не нравилось, может поэтому его игрушки были не такие ровные и красивые, как наши с мамой.

И вообще, если говорить о брате, то он был злым и жестоким человеком. Я не знаю, в кого он пошел характером. Мама говорила, что он – копия ее родного брата, то есть нашего дядюшки Тайлера, который в свои неполные сорок пять лет четыре раза был пойман на грабеже и одном убийстве.

Но вернусь к брату… Дилан был старше меня на три года. Я как сейчас помню его взъерошенные светлые волосы и холодные пронзительные голубые глаза. Однажды, когда я гуляла с подругой Роуз по берегу городского пруда и кормила уток, плавающих в мутной зеленой воде, то мы увидели Дилана. Он, выпрямившись, стоял возле большого дуба и бил палкой маленького щенка. Я не помню, что было потом, но знаю точно, что пыталась отнять у него палку, он размахнулся и опустил ее мне на голову. Из раны полилась кровь, испачкав мое новое белое кружевное платье. Я разрыдалась… Родители ничего не узнали о случившемся. Я прибежала домой и кое-как отстирала платье. Я боялась. Боялась, что Дилан сделает что-то плохое, если я наябедничаю.

Шли годы. Я окончила школу и перебралась в настоящий большой город с большими пятиэтажными домами и вечно спешившими людьми.

Первое время я терялась. Не могла найти себя на новом месте. Сняв квартиру на последнем этаже маленькой серой пятиэтажки, я принялась искать работу. Сначала я устроилась в кафе, но моя неуклюжесть сыграла свою роль и через две недели меня уволили. Я принялась ходить по конторкам в поисках работы, но меня никуда не хотели брать. Мне стало совсем тоскливо, и я собралась было уехать обратно к родителям и признать слова брата, что я «ни на что не годна». Однако судьба послала мне шанс.

Однажды, выходя из очередной конторы, я наткнулась на красивую немолодую женщину. Она окинула меня томным взглядом, заметила в руках бумаги с адресами, где меня ждут на следующее собеседование, и ее смуглое лицо озарила улыбка. Она протянула мне руку, усаженную кольцами, и представилась.

Ее звали Эмили МакСтюарт. Наследница отцовской империи салонов парикмахерских и жена богатого предпринимателя страны. Она слегка наклонила голову и предложила отойти в сторону.

Мы устроились в парке в тени высокой сосны. Эмили положила ногу на ногу и с интересом посмотрела на меня. Поначалу я не поняла, что ей от меня нужно, но когда она заговорила о том, что давно искала «такую красивую кудрявую особу, которая будет прислуживать им», я напряглась. Эмили, сжимая в правой руке белые перчатки, говорила о том, что я обязана принять ее предложение. Конечно, быть прислугой мне совсем не хотелось, но и приезжать домой с позором не хотелось вдвойне.

Эмили радостно засмеялась, услышав от меня согласие.

Я начала работать на следующее утро. Придя в квартиру к МакСтюартам, я невольно открыла рот: золото было почти в каждом предмете декора от маленьких десертных ложечек, до огромных массивных картинных рам.

Эмили встретила меня в белоснежном шелковом халате, сжимая зубами мундштук. Серый дым от тонкой сигареты поднимался к хрустальной люстре. Женщина провела меня в комнату прислуги и показала мне униформу, покоившуюся на массивном кресле.

Пока я переодевалась за ширмой явно привезенной из Японии, Эмили давала мне распоряжения. Для начала я должна была вытереть везде пыль метелкой из страусиных перьев, потом вымыть полы, не используя порошок, а затем, после еды, перемыть посуду, которой оказалось чересчур много.

Работы оказалось достаточно, и это неудивительно, ведь квартира занимала два этажа, плюс выход на крышу, откуда открывался потрясающий вид на туманный город.

Почти каждый день к МакСтюартам приходили гости. В дневное время забегали подружки Эмили с детьми оставляя их на попечение милой няни Элеоноры Китон, следившей за очаровательными близнецами Эмили и ее мужа Джошуа - Джулианом и Алексис. Детишек я видела редко - в основном они сидели на втором этаже в своей огромной комнате, завешанной разноцветными шторами и обставленной резной мебелью, а с Элеонор я встречалась за обедом. Она была очень красивой молодой особой с прямой осанкой и невероятно большими карими глазами. Девушка жила в доме, потому что только она могла успокоить близнецов, которые могли заплакать без всякой на то причины.

К пяти часам приходили родители Джошуа, и после восьми вечера их сменяли общие друзья четы МакСтюартов. До полуночи было принято играть в карты и пул, расположившись в уютной комнате на первом этаже, откуда доносился смех и стук шаров друг об друга.

Я не покидала рабочее место до тех пор, пока последний слегка выпивший мистер или миссис не покидали аппартаменты МакСтюартов. Потом я быстро вытряхивала переполненные пепельницы в мусорное ведро, протирала стол и мыла бокалы из-под вина и шампанского.

Работа была тяжелой и изнурительной. Приходя домой, мне хватало сил на то, чтобы умыться холодной водой и упасть на кровать. В такие моменты, уставившись пустым взглядом на облупившийся потолок, я думала, что способна только убирать, драить, а потом валиться от усталости. Я считала, что пора сдаваться и вернуться в родное гнездышко: в теплый дом, стоящий на холме, с которого я в детстве каталась на санках. Однако что-то мне подсказывало - не стоит мне все бросать - надо продолжать работать.

Я вставала каждое утро в шесть часов и шла к МакСтюартам к восьми. Возвращалась домой в начале третьего ночи. Это был мой привычный график работы с жалованием, хватающим только на оплату квартиры и безвкусный завтрак в забегаловке. Но однажды утром все изменилось.

Я как обычно пришла на работу и принялась за уборку. Раньше я всегда начинала убираться с гостиной, но в тот день сама не знаю почему, я, взяв в руки метелку, направилась в библиотеку. Поднявшись по винтовой лестнице, я свернула налево и отворила дубовую дверь. Войдя в комнату, я первым делом направилась к окну и отодвинула тяжелые портьеры. Сквозь чистое стекло, вымытое тщательно мною вчера, и узорчатые решетки я увидела на улице четверых одетых в форму полицейских. Из кабачка вышел полисмен, держа под руку пьяного мужчину. Я глубоко вздохнула, сочувствуя бедолаге, который, наверное, устроил дебош в заведении.

Я отвернулась от окна и в раздумьях направилась к шкафу, набитому собраниями сочинений мировой литературы. Чтобы достать до верхних полок мне понадобилось принести стремянку из кладовки. Боясь упасть, я медленно поднялась в полный рост на неустойчивой лестнице, держась руками за полки.

Книги я любила. Я читала очень много и с удовольствием, поэтому увидя на последней полке толстую книжку в красном переплете, я вытащила ее и бережно раскрыла. Перелистывая страницу за страницей, я углубилась в чтение. Я простояла бы так еще долго, если бы часы, стоявшие возле окна, не пробили девять часов. От неожиданности я вздрогнула и чуть не потеряла равновесие. Уцепившись руками за деревянные полки, я снова выпрямилась, в глазах стало темнеть, и для того, чтобы не упасть я пробежала взглядом по книгам. На мгновение взгляд уловил что-то маленькое в том месте, где стояла книга, которую я взяла.

Я потянула руку и вытащила из глубины шкафа маленькую шкатулку. Раскрыв ее, я невольно ахнула. Поставив книгу на место, я провела пыльными пальцами по мерцающим украшениям. Они были такие красивые, элегантные, искусные, что я не могла не взять в руки хотя бы что-то из лежавшего. Вытаскивая украшения одно за другим, я прикладывала их к себе и представляла, что это все мое, и я могу носить их, когда моей душе будет угодно.

Мои мечты прервали шаги на лестнице. Быстро закрыв шкатулку, я поместила ее на место, в панике не заметив, что тонкая цепочка с большим рубином осталась в моей руке. Я машинально сунула украшение в карман передника и принялась за работу, пообещав себе, что верну цепочку в самый удобный момент, который так и не наступил.

Я долго думала, что мне делать с дорогим украшением и остановилась на том, что надо его спрятать до подходящего момента.

Я села на кровать, взяла маленькую пуховую подушку и распорола шов с помощью единственного ножа, который у меня был. Опустив цепочку в невесомый пух, я потянулась за нитками и игольницей и аккуратно зашила разрез.

Удивительно, но ночь я спала замечательно. С тех пор, как я работала у МакСтюартов, я ни разу не высыпалась так, как в ту ночь. Я открыла глаза и поняла, что сегодня самый лучший день, какой у меня когда-либо был.

Пришла я на работу полная энтузиазма, не боясь того, что могли обнаружить пропажу. Как только нога вступила на территорию МакСтюартов, я сразу столкнулась с малюткой Джулианом. Он стоял на лестнице и пристально изучал меня, а потом его лицо озарила довольная улыбка, его крошечная ручка поднялась вверх. Помахав рукой, Джулиан засмеялся и убежал наверх.

Ошарашенная такой встречей, я растеряно принялась за работу, вздрагивая при каждом шорохе. Мне казалось, что малыш узнал каким-то образом о моей вчерашней проделке и непременно расскажет об этом родителям. Мальчик постоянно оказывался у меня за спиной в самый неподходящий момент, потом смеялся и убегал.

Так продолжалось почти три дня, пока МакСтюарты не попросили меня пройти в гостиную. Джошуа сидел в кресле, положив ногу на ногу. Он указал рукой на диван и сообщил, что их семья переезжает в другой город. Мне предложили поехать с ними, но я отказалась. Возможно, из-за того, что чувствовала на себе напряженный взгляд мальчика, прятавшегося за дверью.

Так закончилась моя работа в квартире Эмили. Уезжая, мне дали хорошие рекомендации, и почти сразу меня приняли на другую работу в небольшой особнячок, расположенный недалеко от города. Мне выделили крошечную комнатку в левом крыле, где жили остальные слуги.

Мои обязанности ничем не отличались от предыдущих. Я вытирала, мыла, чистила. И как на предыдущей работе произошло то, чего я не ожидала.

Возвращаясь из города, я приметила стоявшую возле соседей полицейскую машину. Прибавив шаг, я скрылась за входной дверью и, вытерев ноги, направилась на кухню, где возилась с супом кухарка Элен. Засучив рукава, она резала лук. Поставив на складной стул пакеты с провизией, я взяла металлическое ведро с железным совком и поспешила в гостиную.

Мне нужно было убрать золу из камина, с чего я сразу и начала. Работа была пыльная и грязная, но я справлялась успешно. Когда последняя порция золы оказалась в ведре, я заметила маленький сверкающий предмет, лежавший за обугленным поленом.

Черными пальцами я взяла предмет и вытерла фартуком. Это оказалась красивая брошь в форме груши с алмазной россыпью. Как эта прелесть оказалась в камине я не понимала, да и не хотела знать.

Сжав в кулаке находку, я напряженно думала, что мне с ней делать. И как в тот раз в библиотеке, за спиной послышались шаги, и я машинально положила брошь в карман.

Всю ночь я не могла сомкнуть глаза. Я обдумывала свое положение. Что мне делать? Зачем мне это? Не лучше ли вернуть все хозяевам? Но МакСтюарты уехали, к тому же не спохватились пропажи, а Сильверманы, наверное, сами решили избавиться от украшения, иначе как эта красота оказалась в камине?

Я повертела в руках брошь и уснула. Ответ на первый вопрос пришел во сне, поэтому в первый свой выходной я взяла цепочку и брошь, убрав их в кошель.

На такси я доехала до городского ломбарда. Попросив шофера подождать меня, я толкнула стеклянную дверь, потревожив колокольчик.

Услышав звон, на меня посмотрел пухлый лысый мужчина с пенсне. Он окинул взглядом мой скромный наряд и удивленно посмотрел на то, что я выложила перед ним на зеркальный прилавок. Поднеся к глазу лупу, он заворожено разглядывал алмазы на груше, а потом переключился на цепочку с рубином.

Спустя несколько минут, он задумчиво почесал голову и, сообщив, что скоро вернется, исчез за портьерой.

Пока я разглядывала ювелирные изделия на витрине, колокольчик снова ожил, и в ломбард вошел статный молодой человек. Сняв канотье, он не спеша дошел до кассы и как бы невзначай посмотрел на меня. Мое сердце екнуло, я узнала в мужчине одно из гостей Эмили. Я резко дернулась к кассе и попыталась спрятать цепочку с брошью, но мужчина меня опередил. Он взял с прилавка цепочку и поднес к красивому лицу. Серо-зеленые глаза сощурились, а курносый нос наморщился.

У меня закружилась голова, руки затряслись, и мне стало не хватать воздуха. Что-то мне подсказывало, что этот мужчина узнал украшение. Моя интуиция меня не подвела.

Опустив цепочку к себе на ладонь и сжав ее в кулаке, мужчина вопросительно посмотрел на меня. Я собралась уже разрыдаться, броситься на шею и говорить, что я не хотела делать ничего противозаконного, однако мужчина, молча, вернул цепочку.

Я растерянно забрала протянутое и изумленно посмотрела на мужчину. У него на щеках появились ямочки, когда он улыбнулся. Мужчина вернул шляпу на голову и достал из кармана визитку. Со словами «мне нравится ваша хватка», он отдал честь и удалился из помещения.

Посмотрев на кусок картона, я узнала, что его зовут Ксавьер Чедвик. В моей дальнейшей судьбе этот человек займет самое главное место. Я потом долго спрашивала себя, почему я решила сойтись с ним? До сих пор, переживая моменты, когда я впервые оказалась у него дома, в шикарном поместье, мне становится больно. Если бы я не появилась там, то сейчас не находилась бы здесь, и вы не слышали бы мой рассказ. Но в любом случаи, моя судьба сделала так, чтобы я связала себя с Ксавьером кровавой веревкой, разрезать которую мне так и не удалось.

Я не могу сказать, что после знакомства с Чедвиком, я жила плохо. Нет, наоборот, я купалась в деньгах, делала, что хотела. Если вам кажется, что у меня был роман с Ксавьером, то вы глубоко ошибаетесь. У нас были сугубо дипломатические отношения, хотя я всегда чувствовала на себе его пожирающий взгляд и знала, что он ко мне не ровно дышит. Он бесился и бросал в стену первые попавшиеся предметы, когда я отказывала ему, однако быстро успокаивался и радостно выпивал стакан бренди.

Каждый день, сидя перед огромным каменным камином, в котором потрескивали дрова, Ксавьер протягивал мне документы, и я напряженно изучала их, удобно устроившись в кресле. Когда последняя строчка материала была вызубрена, я закидывала голову и смеялась, так я давала понять, что дело – пустяк. Мы поднимали в воздух бокалы. Тем самым мы закрепляли договор.

На следующее утро возле позолоченного зеркала я снимала с себя все украшения, подаренные Ксавьером, убирала их в дубовую шкатулку, слегка наносила макияж и выбирала из шкафа самый скромный наряд. В таком виде я садилась в такси и, не доезжая пару кварталов до места, расплачивалась с шофером и быстрыми маленькими шажками шла в дом, где меня уже ждали.

Без труда я производила на работодателей положительное впечатление и сразу же приступала к работе. После недели изнурительной работы в качестве служанки у богатых и влиятельных людей, и после того как, изучила каждый дюйм их роскошных апартаментов, я приступала к главному заданию, данному мне Ксавьером.

В памяти хорошо держалось самое главное: африканский амулет стоимостью несколько тысяч фунтов, который я должна была найти и тихонько забрать. Как сказал мне мой босс, семья, у которой я сейчас работала, уезжала в Египет, поэтому вещица будет лежать где-то среди упакованных вещей. Забрав амулет, я не накличу на себя подозрения, потому что будет большая вероятность того, что спохватятся хозяева только в Каире.

В последний день перед их отъездом на вокзал, я направилась в кладовую, зная, что семья поехала к друзьям. Хоть я и была в доме одна, но все равно закрылась на щеколду, так я почувствовала себя в большей безопасности.

Сев на колени, я провела рукой по чемодану, размером не больше, чем ящик комода. Достав из волос шпильку, я сунула ее в замочек и с легкостью открыла его. Аккуратно выложив на пол сложенные вещи, я ощупала дно чемодана и с помощью ножа, прихваченного из кухни, я отпорола подкладку, под которой оказалось огромное количество украшений: серебро, белое и желтое золото, невероятной красоты серьги и кольца с огромными драгоценными камнями. Но то, что я искала, лежало в черном тряпичном мешочке с красными завязками. Убедившись, что внутри лежит амулет, я облегченно вздохнула. Но просто так все сложить на место я не смогла, поэтому, взяв самое красивое, на мой взгляд, кольцо, я с чистой совестью сложила вещи в том порядке, в каком они лежали.

Мой успех мы отпраздновали шикарно: стол просто ломился от всевозможных блюд. Для двоих это было многовато, но, как я не заставляла себя не есть много, съела порядочное количество блюд, запивая теплым глинтвейном.

Так началась моя карьера. Неделя работы в чужом доме, пара дорогостоящих безделушек, а потом пять дней роскошного отдыха.

Раз в месяц я приезжала домой и привозила родителям кучу подарков. Конечно, я не говорила им о том, кем я работаю, и была очень рада, что они не стремятся знать правду. Находясь дома, я забывала о своей будничной жизни, окуналась в воспоминания, помогая матери проверять контрольные работы учеников, как и раньше, пока я еще жила здесь. Если мой визит падал на выходные, то в воскресение обязательно шла с отцом в церковь. Мои отношения с отцом постепенно портились из-за того, что я отказывалась исповедаться. Он стал подозревать меня в нечистом, и, черт возьми, он был прав!

Может, поэтому в последние дни я редко стала навещать родителей. К тому же работы стало у меня больше. Ксавьер как-то заявил мне, что ему не нравится, что как ни крути я остаюсь служанкой. Он решил покончить с этим и сказал, что отныне будет просить работу посложнее.

Оказалось, Ксавьер был не самым главным, как я думала, а всего лишь помощником правой руки некоего Йонджа, которого он в лицо никогда и не видел.

Я не знаю как, но через месяц передо мной на стол упала черная папка. Раскрыв ее, я быстро пробежала глазами по написанному, и вопросительно посмотрела на Ксавьера. Спросив в чем дело, он тихо подошел ко мне и положил руку мне на плечо, наклонившись, как будто боялся, что нас услышат, прошептал, что рассчитывает на меня в этом деле.

Я с сомнением снова посмотрела в папку и недовольно поморщилась. Но выхода не было: надо было соглашаться. Да и показаться трусихой я не хотела.

На следующий вечер я облачилась в черный костюм и надела на голову траурную вуаль. Взяв сумочку, я спустилась по лестнице и, не обращая внимания на влюбленный взгляд Ксавьера, с высоко поднятой головой вышла на улицу. Там меня уже ждала машина, любезно доставившая меня на место.

Я бросила взгляд на железные массивные ворота, на табличку «Кладбище святого Джеймса» и с замиранием сердца вступила на скорбную территорию.

Солнце уже близилось ко сну, поэтому мавзолеи и склепы устрашающе смотрелись в сумерках. Народу почти не было, но и те, что были, старались поскорее покинуть территорию.

Я медленно шла вдоль надгробий, с любопытством разглядывая кладбищенские памятники. Я ждала. Ждала, когда ворота закроют на замок, отрезав меня от мира, где кипит жизнь.

Я устроилась на лавочке, достала из сумочки мундштук, сигареты и закурила. Мне было не уютно, зная, что нахожусь одна среди мертвых людей, зарытых на двухметровую глубину. Чтобы унять дрожь и как-то отвлечься от дурных мыслей, я начала осматриваться. Я заглянула через плечо, но ничего интересного так и не увидела. Потом я наклонилась и провела взглядом по памятникам вдоль дороги: ангелы, скорбящие статуи… Повернув голову на лево, я увидела точно такие же памятники.

Снова закурив, я опустила голову, закрыла глаза и сделала глубокий вздох. Табачный дым попал в легкие, и я закашляла. Выпрямившись, я распахнула глаза и увидела перед собой красивый памятник. До сих пор не могу понять, как я не заметила его раньше!

Когда-то это был кусок обычного известняка, из которого сделали  скульптуру очаровательного молодого человека с тоскливой улыбкой и большими кудрями, цвет которых до сих пор остается для меня загадкой.

Зачарованно я встала со скамьи и, не замечая, что сигарета выпала из мундштука, направилась к могиле. Сев на землю рядом с вазой с завядшими цветами, я положила рядом с собой сумочку и посмотрела на кусок камня. Глаза опустились на даты жизни: 1820-1850. Совсем молодой. Умереть в самом рассвете лет.

Я представила, что должно быть, когда он был маленьким, то любил делать зимой снеговика или кидать в прохожих снежками. Или летом кататься на самокате по крутому склону, а потом приходить домой и делиться с братом впечатлениями. Когда он вырос и закончил школу, я больше чем уверена, он поступил на хорошую работу и… В голове у меня появилась мысль, что, возможно он заболел. Организм не справился с врагом и сдался. Нет. Наверно, это была неразделенная любовь. Он безумно любил девушку, а она его нет, и… Я взглянула на имя покоящегося: Натаниэль Аллисон. …И тогда Натаниэль решает, что не может жить без красивой девушки с длинными черными волосами и задорной улыбкой.

Я дернула головой. Такого не может быть. Ни одна девушка не отказала бы красавцу Натаниэлю, владельцу добрых зеленых глаз и темных волнистых волос. Его спокойный ровный тембр, заставил бы любое женское сердце замирать, а губы расплываться во влюбленной улыбке.

Любуясь тонкими линиями стройной каменной фигуры, я напрочь забыла о том, зачем сюда пришла, а когда вспомнила, то оказалось, что уже очень темно. Дав себе слово, что обязательно вернусь сюда в следующий раз, я поднялась с земли и направилась к серому склепу, на крыше которого сидел маленький грустный ангелочек, опустив крылья.

Сунув руку в сумочку, я достала оттуда спички и свечку. Установив круглый кусок воска в выемке возле двери так, чтобы ветер не смог затушить слабый огонек, я принялась за дело.

Открыть замок было несложно – Ксавьер сказал, что хозяева склепа держат ключ в руке ангелочка. Откуда он только все это знает?!

Надев перчатки, чтобы не повредить руки, я зацепилась пальцами за выступающий камень чуть выше меня. Я ловко приподнялась и смогла дотянуться до кулачка ангелочка, с радостью отдавшего мне металлический ключ.

Отперев замок, я забрала свечку и толкнула дверь. Шагнув в отвратительно пахнущую обитель мертвеца, лежавшего в гробу посреди склепа, я зажала рот и нос рукой и не открывала до тех пор, пока не привыкла к запаху разлагающейся плоти.

Ксавьер объяснил, что на этот раз я охочусь за неким золотым зажимом для галстука, усыпанным сапфирами. Хозяина украшения похоронили вместе с аксессуаром, поэтому, чтобы достать его, мне требовалось открыть могилу.

Установив свечку на подсвечник, стоявший в ногах гроба, я огляделась в поисках подходящего рычага. Конечно же, здесь ничего такого не было и мне пришлось снова прогуляться по кладбищу, огибая старые памятники и могучие склепы.

Удача мне улыбнулась. Я нашла лопату, испачканную черной землей, прислоненную к забору. С ее помощью я попыталась открыть крышку саркофага.

Но после того как я  просунула штык лопаты под каменную крышку, я невольно задумалась над тем, что собиралась сделать. Осознаю ли я, что собираюсь ради каких-то тысяч фунтов потревожить покой мертвого человека и снять с его галстука зажим?

Мне стало дурно. Я очередной раз собиралась нарушить одну из заповедей, но страх перед тем, что я могу оказаться в том же положении, что и лежавший в гробу человек, нахлынул на меня. С улицы послышался свисток полицейского, он заставил меня сжаться всем телом, однако не остановил перед проступком.

С громким скрежетом крышка гроба приподнялась, и я смогла ее отодвинуть в сторону, освободив «прекрасный» аромат из каменных объятий саркофага.

Преодолев приступ тошноты, я поднесла свечку к трупу. Мои познания в анатомии человека, особенно, если это касается гниения тела, были скудны. Рядом не было таблички с датами жизни, которую я даже искать не хотела, поэтому навскидку, лежавший передо мной мертвец был на той стадии, когда газ, образовавшийся внутри тела, выходит наружу после того, как плоть уже достаточно разложилась.

Вы даже представить себе не можете, что я тогда пережила. Я не помню, как пыталась отстегнуть зажим от галстука покойного. Но когда он оказался у меня в руках, я быстро задвинула на место крышку и выскочила из склепа, жадно глотая ночной воздух.

Возле ворот, как мы и договорились заранее, меня ждал Ксавьер. Он прислонился к стене забора кладбища, укутавшись в черный плащ, в руках при падающем свете от фонаря, можно было увидеть цепь, снятую с ворот, и массивный замок.

Молча, я протянула ему золотой зажим. Он поморщился, когда ветер подул в его сторону, и дал мне совет принять ванну, как только вернемся домой, предварительно покурить в комнате и выдавить в воду несколько лимонов, чтобы избавиться от запаха.

Избавляясь от трупного запаха, лежа в теплой лимонной воде, я размышляла о том, что со мной будет, когда настанет мой день. Никак я уже не могла искупить свою вину перед Господом. Никакие пожертвования меня не спасут от кары, даже если я каждый день буду приносить по сотне фунтов в храмы и монастыри.

Я хотела уйти. Бросить все. Но я знала, что если уйду, то буду жить в бедной маленькой однокомнатной квартире в самом жутком районе города. За какие-то жалкие месяцы, я привыкла купаться в богатстве. Я знаю, что, придя домой, увижу на полочке в ванной комнате ароматные масла из Египта и Индии. Я знаю, что в моем шкафу висят шелка, а на туалетном столике можно найти самые дорогие духи. Но жизнь в богатстве ничто по сравнению с тем, что тебя ждет в вечной жизни.

Рано или поздно человек умирает, все нажитое им растратят потомки, а главное  - память о человеке со временем уходит. Так случилось с Натаниэлем, ушедшим из жизни молодым, а тем, кому он был когда-то дорог, похоронили вместе с ним и воспоминания о нем. Ведь за все время, что я приходила к нему на могилу, не появилось ни цветочка.

Каждый мой день начинался с покупки белых лилий и красного вина. Я устраивалась напротив памятника, клала цветы на серый камень, доставала из сумочки два бокала и наливала вино.

Не знаю почему, но Натаниэль запал мне в душу. Это был самый близкий человек для меня, пусть не живой, но я верила, что он сидит там, наверху, и слушает меня, смеется со мной, а иногда сочувственно кивает головой. С этими мыслями я поднимала  свой бокал, а потом пригубляла вино.

Я рассказывала ему о своем детстве, о маме, папе, брате. В основном, я жаловалась на Дилана, говорила, как он издевался над животными, как очень часто в нем просыпался маленький демон и он начинал обзываться и таскать меня за волосы. Я плакала, смотря в пустые каменные глаза Натаниэля, говорила, что не могла справиться с братом, а тем более пожаловаться родителям на его поведение и отношение ко мне. Ведь при них он был ангелочком. Я до сих пор удивляюсь, как у него получалось играть перед родителями роль невинного ребенка? Слава Богу, что после школы он покинул родной дом и дал мне спокойно закончить последний год обучения. Я рада, что сейчас не знаю, где он. Я просто знаю, что если я его встречу, то спокойно могу и отомстить за все то, что он мне сделал.

Натаниэль внимательно слушал меня и отпускал, как только солнце вставало в зенит – в это время меня ждало новое дело, но в свободное время я приходила на кладбище и делилась новостями.

Ксавьер не понимал, как я могу ходить на могилу к мертвому человеку, если вообще о нем ничего не знаю. Я объясняла ему, что это не должно его тревожить, но Ксавьер яростно ревновал меня и даже запрещал ходить на кладбище. Однако я не сдавалась и продолжала приносить белые лилии на могилу Натаниэля.

Тогда Ксавьер стал запрягать меня работой, не оставляя ни минуты свободного времени. Я приходила домой уставшая и измученная. Хоть физическая нагрузка и была минимальна, но морально я всегда была подавлена. Я стала реже ходить к Натаниэлю, что вгоняло меня в депрессию, даже визиты домой мне не помогали, как раньше. У меня начиналась ломка, как у наркомана, давно не употребляющего наркотик, я стала резкой на слова, нервной и вспыльчивой. Я постоянно злилась на себя, на окружающих, мне нужно было увидеть хотя бы кусок камня могилы, но за мной постоянно следили люди Ксавьера.

Сам же Ксавьер был доволен моим состоянием. Он говорил, что я «стала сильной и могу дать отпор каждому», поэтому без страха отправлял на самые рискованные дела, зная, что я без труда смогу при необходимости дать сдачу.

Время летело быстро. Я уже не помню, как согласилась стать женой Ксавьера, но все равно это случилось. Свадьба была богатой и шикарной. Повсюду цветы и белые кружева, радостные родители, при которых я делала вид, что безумно счастлива.

Но даже эта огромная перемена в жизни не избавила меня от печальных мыслей. Идя порой по улицам, я невольно понимала, что вижу в каждом прохожем Натаниэля. Дома я видела его в слугах, шофере, но не в муже. Я старалась забыть о той забытой могиле, на которую я когда-то наткнулась.

Однажды я собиралась в гости к своей новой знакомой, конечно, не просто посидеть за чашкой чая, а исследовать территорию.

Пока Амелия готовила чай на кухне, я решила пройтись по гостиной и разглядеть картины, вазы и статуэтки. Остановившись возле незажженного камина, я взяла в руки фотографию в деревянной рамке. На бумаге была запечатлена Амелия с отцом в военной форме. Поставив рамку на место, я потянулась за серебреным ножом, стоящим на подставке.

Вытащив оружие из ножен, я провела пальцем по лезвию. Это был замечательный и очень дорогой нож начала девятнадцатого века. Собственно, за ним я и пришла. Задумчиво изучая оружие, я размышляла, как лучше прихватить его с собой. Вариантов было много, но, увы, каждый из них заканчивался не в мою пользу.

Когда я мысленно прокручивала в голове варианты, мне на плечо резко упала чья-то рука, я вздрогнула и круто развернулась. До сих пор не могу понять, как у меня так получилось, но нож вонзился в живот Амелии. Девушка ошарашено отошла от меня, прикрывая глубокую рану руками. Кровь просачивалась сквозь ее тонкие пальцы, а худое лицо быстро начало бледнеть.

Я не могла пошевелиться. Я просто стояла и смотрела, как хозяйка дома умирает у меня на глазах. Когда же Амелия издала последний вздох, я как будто очнулась и поняла, что произошло.

Выронив нож, я схватилась за голову, начала судорожно думать. Я молила Бога, чтобы никто не знал, что я была приглашена на чай.

Я бегала по комнате. Приняв, наконец, решение, я вложила нож в руку Амелии и тихо покинула дом через черный вход.

По дороге домой я курила сигарету за сигаретой. Меня всю трясло. Я бешено влетела в двери. Столкнувшись с Ксавьером на лестнице, я не стала объяснять, почему со мной нет того, зачем меня посылали.

Я закрылась в комнате и зарыдала, уткнувшись в подушку. Я мечтала перерезать себе вены, напиться таблеток, выкинуться из окна… Моя жизнь оборвалась. Я была воровкой, а теперь стала еще и убийцей человека, который не заслуживал смерти.

За дверью комнаты послышались шаги, а потом и стук в дверь. Это был Ксавьер. Он требовал объяснений. Однако я молчала, сжавшись в углу комнаты. Вскоре муж ушел, выругавшись в мой адрес, а я тихо обдумывала свою дальнейшую жизнь.

К утру я собрала вещи. Сложила в сумочку драгоценности, деньги, спрятанные в косметичке, и ушла из дома тогда, когда Ксавьер спал.

Мне удалось отделаться от людей мужа, и я направилась прямиком к кладбищу. Зная, что именно здесь меня будут искать в первую очередь, я посмотрела на соседний дом и вошла в подъезд.

Мне улыбнулась удача. Старушка разрешила мне снимать у нее комнату по очень низкой цене с условием, что я буду следить за ее кошкой, когда она будет уезжать на выходные в санаторий.

Окна моей серой, темной комнаты выходили на запад, и я могла видеть аллею, на которой лежал Натаниэль.

Купив себе подзорную трубу, я установила ее возле окна и частенько смотрела в лупу, любуясь тем, чего мне так долго не хватало.

Два раза в день на могилу Натаниэля наведывались люди Ксавьера, а иногда даже он сам являлся разгневанный и злой.

Потихоньку я отвыкала от роскошной жизни. Редко выходила на улицу. Боялась любого стука в дверь, думая, что меня нашел Ксавьер и жаждет со мной поговорить.

Шли дни, я приходила в себя после случившегося. Но однажды, когда хозяйка уехала с подругой в санаторий, я услышала настойчивый стук в дверь.

Я долго не открывала, надеясь, что человек уйдет, но чем дольше я не открывала, тем громче слышались стуки. Набравшись смелости, я открыла дряхлую дверь и уткнулась носом в красивое лицо мужа. Его проницательные холодные голубые глаза испытывающее смотрели на меня. Он ждал, когда я его впущу, сложив руки на груди.

Я посторонилась и пропустила Ксавьера в прихожую. Он с отвращением оглядел облупившиеся стены, пыльные углы и серую кошку, изумленно смотрящую на нежданного гостя. Вздрогнув всем телом, он повернулся ко мне и тихо сказал, что скучает.

Я медленно направилась на кухню и облокотилась на стол руками, опустив голову так, что мои темные волосы упали на лицо. Спустя минуту я ощутила на себе теплые тонкие руки Ксавьера. Он обнял меня и положил голову на плечо, прошептав в ухо, что требует от меня возвращения. Я резко вырвалась из его объятий и гневно посмотрела на него. Тяжело дыша, я ответила, что никогда больше не ступлю на этот путь снова.

Удивительно, но Ксавьер слушал меня внимательно, слегка приподняв тонкую правую бровь. Затем пожал плечами и сел на шатающийся стул. Он заговорил твердо и четко. Сложив руки в замок, он рассказал, что его друзья караулили кладбище и видели, как я вышла из этого дома в магазин. Ксавьер сказал, что они никогда не перестали бы меня искать. Тех людей, которые решили покончить с такой «роскошной жизнью», находили и избавлялись от них. Это правило без исключений.

Ксавьер замолчал и посмотрел на меня. Но потом, вставая, тихо сказал, что ему очень жаль.

Он вышел из кухни. Не услышав стук захлопнувшиеся двери, я вышла в прихожую и увидела перед собой человека, стоявшего под лампочкой.

Меня охватили сразу страх и гнев. Голова закружилась, ноги подкосились, и я схватилась руками за стену. Мне было страшно.

В прихожую снова вернулся Ксавьер и грустно посмотрел на меня, сжимая черную лаковую трость. Запустив руку в каштановые волосы, он еще раз спросил о возвращении. Я молчала и смотрела на темную фигуру мужчины, проигнорировав вопрос мужа.

Тогда мужчина поднял на меня револьвер, и я услышала выстрел. Почувствовав, что маленькая железная пуля прошла через меня, я медленно опустилась на пол. Горячая кровь полилась из раны, я чувствовала, как теряю силы. Мне было больно, но я не плакала. Глаза оставались сухие до тех пор, пока сердце не остановилось, а пока оно билось, я могла видеть, как стройная фигура Ксавьера вместе с рослой фигурой моего палача покидают квартиру старухи.

Прислонившись к стене и измазанная собственной грешной кровью, я просидела около недели, пока соседи не попросили полицейского узнать, почему никто не открывает дверь. Они нашли меня в узком коридоре, соединяющем прихожую и кухню, а серая кошка хозяйки, оголодавшая, сидела возле моего тела и слизывала кровь.

Я не знаю, почему я до сих пор здесь. В этой квартире уже около года никто не живет, кроме меня. Бывшая хозяйка решила уехать отсюда. Она даже не удосужилась запереть дверь на замок, поэтому сюда иногда заглядывают дети, наслушавшись о том, что тут было убийство, но больше десяти минут здесь никто никогда не бывает.

Я рада, что вы пришли. Мне ужасно скучно и тягостно. Я должна была рассказать кому-то о себе, о моей жизни, чтобы вы вместе со мной пережили то, что я испытала за свои неполные двадцать шесть лет, увидели все моими глазами.

Я очень долго ждала, пока кто-нибудь приедет сюда, останется на день или два. И тут появились вы. Спасибо. Теперь я чувствую себя намного легче. Я надеюсь, что мы с вами больше не встретимся, ибо мой путь теперь лежит совсем не в рай.

13 September 2011

Немного об авторе:

Язвительность, ирония и ехидство являются главными отличительными моими чертами.... Подробнее

Ещё произведения этого автора:

Соседка
Победитель
Глазами призрака

 Комментарии

Комментариев нет