- Правее! Правее давай! Кому сказал! Двигай на право! Быдло тупое! На право я сказал! Ща дубинкой почки опущу! 
- Олег, давай назад! Валим отсюда! А то эти козлы точно стрелять начнут! Пошли, валим! 

Именно так начался год великого восхода по крайней мере для Олега Илларионова. Рос он в обычной семье, в детстве был в меру послушен, правда часто болел, и к своим двадцати годам получился из него субтильный юноша со взглядом горящим, и во взгляде, нужно заметить, не читалось ни особого ума, ни особого шарма, ибо был он абсолютно средним, полностью средним молодым человеком, и по моде того времени не одевался, и в институте не доучился - по своей природной лени. Но нужно заметить дураком он тоже не был, а если точнее был он очень хитер, и там где у умных людей работает логика и разум,  у него работала хитрость и чутье, а чутье он имел почти звериное, и чуствовал спинным мозгом нужный так сказать момент. За что его особенно никто и не любил… Девушек он тоже чурался, тут ему его чутье отказывало, но может это и к лучшему. 
Как известно всему рано или поздно приходит конец, и 12 апреля 2012 года Олег Илларионов, по стечению обстоятельств попал на студенческий марш, хотя студентом он по правде говоря уже как год не являлся, и его основными занятиями были ничего неделание, и вялые попытки откосить от армии осуществляемые исключительно по настоянию матери, которая понимала, что в армию ему нельзя ни под каким соусом, особенно из за полной неприспособленности к жизни. Но…..
Студенческий марш надо сказать организовали не совсем студенты и цели он носил больше политеческие, и текущий начальник УВД не будучи дураком, прекрасно понимал что от излишней политической инициативности очень хорошо лечат регулярное трехразовое питание, физические нагрузки, и хоровое пение. А где как не в рядах вооруженных сил можно получить и то и другое и третье? И естественно марш был взят под неусыпный контроль как сотрудниками МВД так и сотрудниками военкамата. Кстати нужно заметить что местный военком недолюбливал начальника УВД и наоборот, ибо первый был худ высок и лыс, а второй наоборот толст, весел, и отличался не столько ростом, сколько почти шаляпинским басом. Естественно симпатия между настолько непохожими людьми так и не возникла, но по вопросу студенческого марша они проявили завидное единодушие. И марш надо сказать кончился так толком и не начавшись, а молодых людей после очень быстрой проверки документов, либо их отсутствия, большей частью, направили в приемник областного военкомата, где в свою очередь им предстояла медицинская коммиссия, получение личных дел и ожидание «покупателей» для доставки в войсковые части для дальнейшего прохождения службы. И да. Олега Илларионова первый раз в жизни подвело его чутье, и не спасла природная хитрость. Его достаточно быстро скрутив, поместили в автобус типа ПАЗ, вместе с другими молодыми отморозками, и повезли в приемник. Тут он первый раз понял что такое несправедливости жизни и как же обидно оказаться не только в дали от дома, но и в дали от даже мало знакомых людей. Так как персонажи собранные в пазике были в своей массе широкоплечи, короткострижены, глаза имели маленькие, а кулаки наоборот большие. И на студентов были похожи так же как чау чау на матерого волкодава. И это сильно сказывалось на душевном спокойствии Олега, а по правде говоря ввело в панический ступор. Можно с уверенностью сказать, что их отношение к студенчеству было очень опосредовано, но тем не менее жизнь оказалась несправедлива и к ним. Но к подобным приключениям они были морально готовы и в автобусе вели себя весело, непринужденно, и переходили от оскорблений личного состава УВД к  локальным актам вандализма, с завидным упорством царапая на потертых креслах «менты козлы», и прочие творения ума молодого и если быть совсем уж честным не очень трезвого. 
По приезду в областной военкомат, и после первичной сортировки, будущие защитники отечества начали знакомится, обмениваться впечатлениями, а самые ретивые даже начали развлекаться легким членовредительсвом. Поводы при этом были самые разнообразные, от сигаретки не найдется, и до ты не тру метал слушаешь. Естественно юный господин Илларионов был далек и от подобных развлечений как и от тру, так и не тру метала, за что получил пару оплеух, забился в угол и больше не отсвечивал. При том присутсвие духа к нему вернулось, как и его чутье. Которое отчаянно кричало что ничем хорошим эта история в принципе закончится не может. Собственно на этот раз оно его не подвело, несмотря на усилия матери, Олега никто без возврата долгов родине из военкомата отпускать не собирался. Единственное что удалось его матери, это устроить сына в часть рядом с родным городом, а точнее в 30 километрах от черты города, часть по отзывам была образцовой, но секретной, однако увольнения домой практиковались достаточно часто. Ибо на солдат срочников в этой части никто особо не надеялся, и служили они там скорее по привычке оставшейся из советского союза, так как войсковая часть без как минимум двух рот срочников казалось современному военному начальству делом совершенно немыслимым, и более того, совершенно неприемлемым.  Благодаря стараниям матери, Олег стал писарем в штабе, поселился он в каморке там же, год института потерян был не совсем зря  и зачатки компьютерной граммотности ему вполне помогали справляться со своими обязанностями. До 26 августа 2012 года его служба шла абсолютно спокойно, а так как кормили вполне калорийно хоть и не очень вкусно, он даже приобрел некоторую округлость, и даже перестал производить впечатление больного рахитом гусенка. Часть в которой он служил, была действительно секретной, и принадлежала к разряду чудом выживших военных научных центров, которых на территории необьятной нашей родины осталось… да не осталось кроме этого пожалуй. 
Итак 26 августа 2012 года в 14,45 по московскому времени Олегу Илларионову поставили задачу, перепечатать приказ, так как документ был секретный с его текстом ознакомится не выйдет, но приблизительный смысл его сводился к следующему, научной группе приступить к испытаниям установки на обьекте 42, то есть на территории его Олежкиной части, кстати часть эта была истыкана разнообразными антеннами как еж иголками, и что за установку хотят испытывать Олег понятия не имел. И назначить испытания на 5.25 утра 27 марта. Перепечатав приказ, попив чаю с печеньем, и прочими нехитрыми и доступными штабному писарю способами скоротав время, Олег ровно в двадцать ноль ноль завалился спать… 

* * *

В пять утра всю часть подняли по тревоге. Весь личный состав был размещен в укрытиях находящихся метрах в трех под поверхностью земли в том числе и рядовой Олег Илларионов, в 5.25 утра была запущена установка не было ни землятресений, ни вспышек, ни грохота, в 5.45 старший сержант Говриленко по сигналу с центрального пульта отдраил внутреннюю дверь укрытия, и увидел что внешняя металлическая дверь ангара в котором находился вход в укрытие номер четыре светится странным малиновым цветом, приблизительно как остывающий метал на наковальне кузнеца. Естественно желание выходить у него как то само собой отпало. 
Илларинов! Ко мне! – Говриленко сказал достаточно тихо,но Олег его таки услышал.  
-Есть!
 – Значить слушай сюдой. Ща пойдеш к он той двери выясниш чего там да как и назад с докладом, понял дрищ?
– так точно! Товарищ сержант, сей момент! 
Несмотря на то что Говриленко рос в тихом украинском селе и понятие сарказма, как иронии, было для него чуждо и непонятно, подвох он все таки почуствовал, и рядовой Илларионов получил изрядное дополнительное ускорение полученное от коленки своего старшего товарища. Но спустя пару шагов спинной мозг, интуиция и чутье, все сразу, буквально закричало, что вот они последние секунды его в сущности никчемной жизни. И тут как не странно разум и сила приказа, вернее страх перед товарищем Говриленко, пересилили, и вызвав приток адреналина настроили Олега на лад очень осторожный, внимательный и вдумчивый. Шаг его изменился из расхлябанной походки раздолбая в кирзачах, в почти кошачью поступь, взгляд стал серьезен и холоден, и походил он теперь больше не на недоразумение в форме, а на этакого дворового кота бандита. 
Тишина пугала люто. Только дыхание Олега и Говриленко нарушало тишину, даже звук шагов заглушало биение сердца рядового, и шопот Гавриленко когда до двери осталось шагов пять:
– ну что там? 
Чуть не отправил Олега в обморок, шопот помог его чутью сработать, собрать в кучу истрепанные шоком нервы. Он увидел странное ярко белое пятно на полу, слишком яркое, не может таким быть серый бетон, подумал он, осмотрелся по сторонам, и поднял взгляд вверх, туда где было маленькое оконце. За ним был нестерпимо яркий квадрат света. Слишком яркий, слишком белый, слишком… для такого яркого пятна даже превосходные степени были малы. Наконец Олег подошел к двери он уже обливался потом, он никак не мог понять то ли от нервного напряжения это, то ли в ангаре стало настолько жарко, каждый вдох стоил ему многих усилий, и каждый глоток горячего почти раскаленного воздуха не давал ему облегчения. Он протянул руку к двери и почуствовал сильнейший жар, и тут паника взяла верх и он побежал в спасительную темноту укрытия. Гавриленко рванул за ним, он суматошно задраил внутреннюю дверь, и увидел, что Олег сидит тупо уставившись в стену. Парень из роты мобильной охраны очень удивленно посмотрел на старшего сержанта 
– гаврило, в чем там дело?
– да черт его знаеть, ни биса не понимаю, ответил гавриленко,
- слыш дрищь, ты чего улепетнул то? Спросил он у Олега, 
но тот сидел в странном оцепенении и голоса до него доносились как бы из далека, и смысла слов обращенных к нему он вообщем то не понимал.
- Илларионов! Встать! 
к тебе старший по званию обращается, прорычал гаврила, который в минуты бешенства, как и в минуты испуга, почему то сразу терял свой непередаваемо украинский говорок. Олег встал. И привычное обращение таки вернуло ему разум хоть и на короткое время, и он смог доложить что ничего кроме яркого света, слишком яркого не настоящего, он не видел, и что дверь раскалена на столько что к ней не прикоснуться. Гавриленко как мужик бывалый, отнесся к его словам с изрядной долей недоверия, но так как красную дверь и запах гари сам прекрасно помнил, принял во внимание вообщем то весь доклад Олега. 
- мужики че делать будем? Спросил он явно обращаясь ко всем присутсвующим, 
которых было 12 человек включая его, и как старший позванию и имеющий опыт службы в кадровых частях он естественно решил выслушать предложения, и отправить исполнять особо инициативных. Предложений не поступило. Все разом загомонили, бестолковый гомон быстро сменился тишиной. Гавриленко беглым взглядом осмотрел личный состав, стены, лавки вдоль них, и взгляд его остановился на фильтро вентиляционной установке, - так нестер, запусти фильтры, Ильяс, проверь воду, остальные проверить укрытие на наличие продуктов питания. 
Нестеренко подошел к установке и потянул рубильник вниз, где-то за стеной заворчал мотор, из металлического короба воздуховода потянуло теплом, затем резким жаром, потом мотор хрумкнул пару раз и замолчал, но жаром из короба веяло нестерпимо. Погас свет.  Нестеренко крикнул:
– мужики сюда, на его крик прибежали все. Даже Олег.  Все смотрели как из короба потянулся легкий дымок и раскаленный воздух, Нестеренко подошел к коробу и почуствовал как от жара у него затрещали волосы. 
- Так мужики… задумчиво выдохнул гавриленко
– берем ченить тяжолое и затыкаем эту дырку, а то угорим к черту, 
посредством таких нехитрых инструментов  как два кирпича с неведомо какими целями принесенными в укрытие, короб смяли, но металл оставался горячим чрезвычайно. Хоть яйцы жарь по меткому комментарию Нестеренко. 
Люди в укрытии собрались очень разные, единственное что их обьединяло это форма, видели они друг друг друга даже на территории части достаточно редко и знакомы фактически не были, поэтому дружеских бесед не было, все сидели в состоянии близком к немому. Все чуствовали что то что случилось сегодня изменит их жизнь на всегда. И все чуствовали что пришло горе. Большое горе для всех. 
Никто не знал сколько времени прошло, но никак не меньше трех, а то и четырех часов, время подходило к обеду, может часам к двенадцати, в убежище стало совсем жарко, нестепимо воняло горелой краской, глаза начинали слезиться. Ребята уже раздетые до пояса начинали задыхаться. Спиртовый термометр на стене показывал температуру 48 градусов, и медленно но уверенно полз к 49. пить хотелось нещадно, но воды не было, еды кстати тоже. Общая картина сводилась к тому что все лежали на полу и пытались дышать. На большее сил не хватало, спустя еще какое то время которое для Олега и многих других превратилось в вечность, температура начала падать. И остановилась на 35 градусах. На поверхности было 23 часа по московскому времени. И поверхность никто уже не смог бы узнать…
Немного придя в себя, Олег даже предложил:
– мужики. Мы тут так и так сдохнем, надо на разведку еще раз. 
Такое предложение было абсолютно не типично для Олега, и тут говорил в большей степени перегрев и обезвоживание, чем его великая интуиция, но и она присоединялась к голосу разума, который говорил что тут явно не выжить, и надо искать место для выживания более подходящее. Гавриленко согласился,
- а як жеш давай, я ты и нестер собрались и пошли посмотрим, что там за пекло бисово.
С трудом отдраив внутреннюю бронированную дверь, они отскочили назад, нестерпимо воняло гарью, воздух был сух и горек, гавриленко хакнул и командирским тоном буркнул: – ну че зассали то? Пошли!
Притерпевшись к вони они действительно вышли к внешней двери ангара. Дверь как будто смяли, металл повело, и была она не темно зеленая как с утра и не малиновая как днем, а черная, засаженая, и несло от нее пожаром и бедой, сквозь щель было видно что темно не стало, а было как то сумеречно что ли. Нестер ногой отодвинул ее створку, и они вышли…

Олег кашлял не переставая. От гари слезились глаза, легкие горели, у него было чувство что он их выплюнет вместе с кашлем. Сильнейший ветер обжигал легкие и поднимал облака черной пыли и пепла которые лезли в ноздри, уши, глаза. У него не было сил даже оглядеться по сторонам. Да и желания тоже не было. Он был уверен что ничего хорошего не увидит. 
Нестеренко отличался более крепким здоровьем и тяготы переносил с уверенным оптимизмом, он был уверен что все кончится хорошо и в добавок с выгодой для него. Имея 7 классов образования он отличался изрядной предприимчивостью и даже в части имел маленький но постоянный доход который к завершению службы должен был составить неплохой капиталец. Но оглядевшись он понял что капитал ему больше не понадобится и вместо зеленых американских президентов, надо было ставить на водку, соль, гречку, и даже на тушонку. Потому что вокруг был ад, вернее даже ада уже не было. Небо было черно красным. Огромная черная туча, от которой замогильным красным светом отражались огни пожаров, леса не стало, вместо него стояли обугленные остовы деревьев, трава превратилась в черный и пепельный хрустящий ковер, ни в одном здании не было стекол, из всех окон тянулись струи дыма, машины стояли на несгоревших дисках, из под которых торчали петли корда, сгорело все что могло гореть, все что не могло гореть или горело с трудом струилось жаром, настолько нестерпимым что близко было просто не подойти. Гавриленко долго молчал потом скамандовал:
- Олег давай за мужиками, бегом, бегом бля! 
Тот послушно поплелся непереставая кашлять,
- слыш нестер, че делать то будем? 
– да черт его знает, надо по другим убежищам посмотреть и в бункер к научникам заглянуть может еще живые есть.
– Дело говориш. – Ща народ соберем и елки иголки надо разобраться что ж за дерьмо то случилось. 
Спустя минут этак 20 все двенадцать человек вышли к укрытию номер три. Находилось оно метрах в восьмистах от четверки. Внешняя дверь была сорвана, в ангаре стоял догарающий уазик, а дверь была завалена кирпичами, остатками арматуры и неведомо чем еще,  видимо от того что бак взорвался, и части разлетающейся машины повредили стены и крышу входа в убежище, нестер сказал – ух ты ж… разбирать целый час будем, ну мужики начали! Прошло 3 часа пока они освободили дверь, дверь оказалась заблокирована из нутри, постучав по ней куском арматуры с немаленьким куском бетона на конце они долго прислушивались, но в ответ они не услышали, ни криков ни  стонов ни стуков, 
- вообщем в ответ тишина – истерично засмеялся нестеренко,
-  нестер не ссы -  сказал игорь батов, ща откупорим,
и размахнувшись со всей силы долбанул по двери той же арматуриной, в ответ снова ничего
– да что они вымерли там? – прохрипел Олег, 
- похоже на то -  задумчиво сказал гаврило, 
пошли дальше, укрытие номер два оказалось открытым и пустым, зато там нашелся бак с водой. Ребята кинулись на воду как звери, они упивались, Олег не склонный к поэтическим сравнениям в своей предидущей жизни, подумал, какое божественное наслаждение, поймав себя на такой нетипичной мысли он очень удивился, но продолжал пить не останавливаясь, он пил пока не заболел живот, потом снова пил, изгоняя следы мучительной жажды и усталости. Вода была теплая и воняла тиной, но большего наслаждения никто из них не испытывал, ведь до этого никто из них не сталкивался с муками жажды, и они не умели ценить воду, она была для них делом обычным, и впринципе не заметным. 
В укрытии номер два они обнаружили гору обгорелых тел такую большую и страшную что зайти в него так никто и не решился. А вот бункер научной группы оказался обитаем, в нем было четыре человека, майорша лет сорока, два капитана и девченка лет двадцати пяти, которая была секретарем у майорши. Госпожа майор была словно высушена жизнью, из частей выступающих на ее теле особенно выделялся нос, был он длинным и чуть крючковатым, и на нем пряча глаза громоздились массивные, чуть затемненные очки. Про таких баб говорят прошла она огонь воду и медные трубы, походку она имела боевую, жизненные принципы у нее были просты и понятны, в отличии от научных, которые с первого, да и со второго взгляда были понятны не более чем китайская граммота тому же сержанту Говриленко. Хоть и вся ее научная подготовка кричала этого не может быть, ее глаза сквозь дымчатое стекло очков четко видели происходящее, и она им верила. Было ли ей страшно? Возможно, но любопытство и желание разобраться в происходящем было сильнее многократно. А так как излишней горячностью она не страдала, то встречу с кучкой молодых служителей отечества перенесла фактически без эмоций, ребят завели в бункер, напоили, переодели в новые костюмы, такие же как у научной группы комбинезоны, выдали рации, и вручили каждому комплект из респиратора, изолирующего противогаза, и нескольких фильтров к первому. 
После этих процедур, госпожа майор представилась, 
- майор Иващенко, Наталья Николаевна, старший специалист научной группы проекта 42, старший сержант доложи обо всем что происходило,
гаврило и доложил. В красках. Особенно красочно звучали в его докладе елки иголки, бисова мать, и бисово пекло. Из его доклада майорша почерпнула в принципе все что хотела узнать, и сказала
-  ну что котятки, мы в боольшой жопе,
а сейчас не рассиживаемся а блокируем двери восход скоро, бункер был оборудован перископом наблюдения, и ребята видели как в 5, 25 утра горизонт стал не привычно розоватым, а нестерпимо белым, и вместо восхода солнца, запылало синеватым безумно ярким, нестерпимым светом все небо…

Выписка из доклада руководителю проекта 42:

Настоящим подтверждаю, запуск установки в рамках проекта 42 прошел успешно, на 5 секунде работы установка вышла из под контроля, вызвав необратимые изменения в верхних слоях атмосферы. На данный момент установлено что в радиусе 10 километров от установки верхние слои атмосферы полностью потеряли озоновый слой, так же установлено что линии магнитного поля проходящие над зоной испытаний изменили свой вектор, аномальное поведение магнитных полей остается необьяснимым, но над зоной испытания внешние магнитные поля образовали кольцо, и жесткое космическое и солнечное излучение безпрепятсвенно проходит к поверхности земли, также докладываю что значительно увеличилась солнечная активность, яркость солца стала больше на четырнадцать процентов. Данные факторы скорее всего привели уничтожению населения на указанной территории, кроме того можно с уверенностью утверждать что за счет пожаров полностью уничтожены все живое в радиусе испытаний. 
Обращаю Ваше внимание что аномальное пятно расширяется с катострофической скоростью, до 20 километров в сутки. Рекомендую провести эвакуацию населения, начать постройку термостойких бункеров – убежищ, для сохранения населения. В противном случае в течении пяти шести месяцев от человечества как вида ни останется ничего кроме пепла. Прошу разрешения распространить информацию союзным государствам, т.к. в течении 3 суток аномальная зона достигнет границы нашего государства. 
Начальник группы защиты проекта 42, Дмитриев А.В. …

Майор Иващенко застрелилась из табельного пм на третьи сутки, после безвылазного сидения за малопонятными формулами, графиками и таблицами. Ее секретаря и порученца звали Ольга, девушка что называется была в теме, и выкладки начальницы были ей как минимум понятны, девушка с ярко синими огромными глазами, и тонкой талией для молодых пацанов была как красная тряпка для молодых бычков, но как не странно общалась она чаще с Олегом, чье смущение она приписывала своей красоте, а не нелюдимости последнего. Олег действительно мучительно ее стеснялся, и чаще всего отделывался односложными фразами. Но в глазах его зажегся новый не появлявшийся там раньше огонек. Он старался почаще оказаться поближе к ней, и даже помогал разбираться с частью бумаг, сортируя уже никому не нужные приказы, от действительно важной, и чаще полностью непонятной для него научной галиматьей, которая могла хоть как то помочь им выжить. Среди этой кипы бумаг иногда попадались документы более чем на пятьдесят процентов понятные Олегу, и он тогда с интересом в них вчитывался, за счет своего чутья он додумывал оставшуюся половину и до него постепенно доходил масштаб произошедшей катастрофы, как и причины побудившие майора Иващенко к самоубийству. В чем то он был с ней согласен, знать что ты хоть и косвенно виновен в гибели такого количества человек, он такого себе и представить не мог, да и не хотел, иногда ему даже казалось что с таким грузом на своей совести он бы тоже застрелился. 
Олег на самом деле любил общаться, просто люди которых он знал, не очень хотели общаться с ним. Для них он был не понятен, и с самого детства он пестовал в себе умение молчать, умение обходиться скудными фразами, и с возрастом все больше замыкался в себе, в душе оставаясь не таким уж поганцем, как казалось с первого взгляда. Его беседы с Ольгой с каждым днем становились все оживленнее и он даже начал искреннее ей улыбаться. Их обьединяло очень многое, и боль утраты родных, и одиночество, и вакуум которым их окружали сослуживцы стал для Ольги и Олега спасительным, в нем было так легко спрятаться от ужасов реальности, которых становилось все больше. Ольга в свою очередь даже начала находить его симпатичным, и чуствовала что за его угрюмостью скрывается гораздо больше чем он хочет показать и она была готова сделать все что бы он раскрылся, и стал с ней настоящим живым человеком. Он естественно ничего такого не думал, для него это была вообще первая девушка которая обращала на него внимание, и ему хотелось продлить это как можно дольше. Странно всетаки устроен мир, думал он, мы тут почти мертвы, и мы почти счастливы когда вместе, по крайней мере пока не вспоминаем про то где мы, и что с нами происходит. 
Ребята к их общению относились нейтрально, им было не до этого. Были проблемы гораздо важнее… 
Во время одного из выходов, ребята сильно задержались. Причиной задержки стал бак с водой который они нашли в укрытии номер три, там кстати и находился весь личный состав их части. Когда они вскрыли бункер, их встретила тишина, темнота и жар, воняло в бункере как на скотомогильнике,  как удалось выяснить ребятам причиной смерти стал не задраенный воздуховод, а температура с наружи днем доходила до 240 градусов, это еще Иващенко установила. И после восхода ребята просто умерли от перегрева, в первые же минуты, т.к. укрытие было большое, и фильтро-вентиляционные установки работали на полную мощность.  Придышавшись гавриленко сам полез обследовать бункер, в баке с водой было еще литров триста, пройти мимо они естественно не смогли, и вышли оттуда почти на восходе.
Нестеренко сгорел, не успел к бункеру, остальные ребята были в разной степени обожжены и как результат тихи, грустны и неактивны. Исключительно везло только Олегу и Гавриленко на обоих пока не было ни царапинки. Воды у них хватало, получилось найти несколько ящиков тушонки, и мешок кортошки, так что голод им в ближайшие дни не грозил, но Гавриленко чуствовал что это не надолго, от чего не мог спать, осунулся, и даже забыл про бисову мать, а говорил голосом тихим и не эмоциональным. У ребят выходивших на поверхность кроме ожогов начался кашель, и начали лезть волосы. Олег как существо хитрое к подобным вылазкам не стремился, и выгнать его из бункера можно было только пинками. Как кстати и Гавриленко, которому в последние дни хватало забот и в бункере, он уже неделю пытался разобраться с системой связи, на всех частотах и на всех проводных каналах было, по меткому выражению гаврилы, тихо как в танке. Не отвечал никто, Гавриленко был уверен что ответить должны, у него была не надежда у него была уверенность, он знал что в других частях, в крупных городах, где то должны быть выжившие. Обязаны быть. Девченка секретарша разбиравшая записи Иващенко, и нашла наконец материал относившийся к аварии на установке 42. 
Утром она позвала ребят:
– значит так, -  я начала понимать то что произошло. По крайней мере частично. Ребят на поверхность нельзя. Вообще нельзя. Никому, там радиация. И куча излучений, там смерть. И сидеть здесь тоже нельзя. В городе должен быть бункер безопасности, но тридцать километров мы за ночь не пройдем. А здесь продуктов и воды нам хватит на неделю. Не больше. Что будем делать? Капитан до этого молчавший сказал:
– тогда надо избавится от лишних ртов. 
И достал пм из за пазухи. Рука державшая ствол тряслась. Глаза его хаотично бегали по лицам солдат, Олег заметил как по виску капитана стекает маленькая капля пота, и как бьется рядом с ней вена. Второй капитан, протянул руку к нему и заговорил как с ребенком:
– тихо, тихо, успокойся, не кипятись, все будет хорошо, успокойся.
– Да не будет уже ничего! Ты то понимаешь что мы последние! Больше нет никого! Нигде! даже ЗАС не работает! Все! Конец всем и всему! Не будет никакого спасения, никому, ни тебе ни мне не им. Это смерть, понимаешь? 
Капелька пота остановилась на бугорке вены и истерично шарахалась вверх, вниз, вверх, вниз. Это движение полностью захватило Олега и он не мог отвести взгляд от чуть седого виска капитана.
-  Медленное умирание, или от лучевой болезни, или от голода и жажды! Лучше уж так. 
Он заплакал давясь и всхлипывая, потом засмеялся, смех его был настолько громок и пронзителен что Олег вздрогнул. Капитан взял пистолет двумя руками. Капелька сорвалась с виска и полетела вниз. Он начал стрелять…
Первая пуля попала в лицо тянувшего к стрелявшему руки капитана, вторая в живот девченке. Капелька коснулась пола. Олег упал. Оставшаяся обойма была расстреляна меньше чем за полминуты, капитан поднес шелкающий бойком пистолет к своему рту, зажал ствол зубами, и продолжал нажимать на курок, Гавриленко вышел из оцепенения и кинулся на капитана, он выхватил пм и начал колотить им по лицу офицера, он бил со всей ненавистью и иступлением на которе была способна его душа, он бил со всей силой которой позволяли его руки, он бил его как никого и никогда в жизни, нос офицера вмялся в череп, под его головой на полу появилась черная в чадящем свете самодельных ламп лужица, он хрипел и булькал кровью, его ногти царапали бетонный пол со страшным скрежетом, стоявшим в ушах,  в гулкой тишине кроме хрипа умирающего, хлюпающих ударов и ритмичного дыхания гавриленко не было ничего. Только запах крови и пороховая гарь. Он бил пока не затих обезображеный капитан, а Гавриленко продолжал бить. Брызги крови летели от него вместе с какими то алыми ошметками, но он не мог остановиться, Олег, и Игорь из роты охраны, с трудом оторвали его от потерявшего человеческий облик трупа, гаврило мычал, рвался вперед, ему кое как связали руки за спиной. Он рвался еще несколько минут после чего затих, и молча смотрел на стену, по которой медленно стекали маленькие алые капли. Взгляд Олега вернулся к виску капитана, пульсирущей вены больше не было, только какой то острый ярко белый на фоне почти черной крови осколок торчал на ее месте. Он со страхом закрыл глаза. 
Девушка застонала, ее стон привлек внимание Олега у него тряслись руки, даже не тряслись ходили ходуном, он подошел к ней, она хлопала ресницами, и шептала:
– боже как больно, мамочка, помоги,
ее шопот часто прерывался на паузы для вдохов которые были больше похожи на всхлипы. Олег пытался обхватить ее за плечи четыре раза, он считал, почему то ему показалось это очень важным, когда они ее подняли она завыла и потеряла сознание. Вдвоем с Игорем они положили ее на топчан,  ее запах мешался с запахами крови, пороховых газов, и каким то тошнотворно сладким душком. Олега трясло. На соседнем топчане бредил обожженый 18 летний парнишка, во время прошлой вылазки он упал на металлический лист, комбинезон его сразу загорелся, хоть и потушили его сразу, но живот руки и ноги парня были обожжены сильно. В бреду он стонал, звал мать, сестру, еще кого то.. Олег поправил ему свисавшую с топчана руку:
– и прошептал надо трупы убрать,
говорить громко ему почему то было страшно, в его ушах до сих пор стояли резкие, сухие щелчки выстрелов, у него было чуство что эти звуки не оставят его никогда. Игорь ответил ему так же шопотом:
-  Да. Пошли. 
Они почти всю ночь убирали трупы, и мыли столовую. Олег с остервенением тер белые следы от ногтей капитана на бетоне, но они почему то не исчезали. В тряпке которую Олег до боли сжал в кулаке, что то укололо его ладонь, он ее развернул и увидел обломок ногтя капитана, он  отбросил ее как чумную, сел за стол. Игорь увидел как вздрагивают его плечи, подошел к нему и сказал, тихо, но уверенно:
- не надо, брат, не надо. Все хорошо будет. Справимся. 
Гавриленко так и сидел молча, безучастно глядя на происходящее. Ближе к утру очнулась Ольга, Игорь ей вколол две ампулы промедола, и ее стоны стали тише и она она то ли снова потеряла сознание толи уснула. Олег боялся к ней подойти, ему было страшно глядеть в ее огромные застывшие в немой мольбе глаза. Обожженый парнишка продолжал бредить, в бреду он начал то начинал кричать, то надолго замолкал, ожоги его приобрели желтовато синий оттенок и начали пахнуть гнилым мясом. Олег увидев это сказал
– антибиотиков бы. 
- А где их взять? Здесь в аптечках ничего такого нет. Да и не было наверно. ответил заикаясь Игорь, 
у которого была нервная икота такой силы, что каждое слово он пытался выговорить раз пять. Крики парня в ближайший час превратились в вой, вой умирающего зверя, вой тоскливый и страшный, страшный настолько что Олег спрятался в самой дальней каморке, но он все равно слышал то затихающий, то усиливающийся тоскливый стон - вой. Он сидел на корточках прислонясь спиной к стене, обхватив себя руками и в такт вою бился затылком об стену, его охватила мелкая противная дрож. По его щекам текли слезы мешаясь с нервным потом, он жалел себя, ему было жалко своей молодой жизни, ему было жалко потерянных возможностей, ему было дико страшно, и он совершенно не хотел умирать, по крайней мере так как умирал мальчишка рядом, боже как же так, думал он, как это не справедливо умирать таким молодым, как я не хочу умирать! Думал он. Ему было безумно страшно, липкий противный ужас проник в каждую клетку его тела, с каждым вздохом он чуствовал запах страха, и его ужас становился больше, ему очень не хотелось умирать, хотя что сделать для того что бы выжить он  тоже не знал. В таком состоянии он провел не один час. Постепенно вой умирающего стал тише, потом сменился еле слышными стонами  и он  наконец заснул.
Когда он проснулся то долго сидел в тишине и темноте, его охватило странное оцепенение и аппатия, ему не хотелось вставать, он засунул руку в карман и достал пистолет который он вытащил еще вчера у уже мертвой майорши. В его голове не было ни одной мысли. Ему хотелось прикоснуться к оружию. Оно вселяло в него уверенность, Оно могло его защитить от всех невзгод, оно могло его спасти.  Он долго его гладил, прикосновения к прохладному металу постепенно возвращали ему уверенность в себе. Он чуствовал каждый изгиб, каждый милиметр пистолета, прикосновения к оружию достовляли ему почти сексуальное удовольствие, постепенно понимание того как прекрасно это изделие человеческих рук наполнило его всю его душу, понимание того что он един с этим прекрасным инструментом охватило его, он чуствовал себя пулей готовой вырваться и лететь, осознание этого факта привело его в неистовый восторг. Он проверил обойму, передернул затвор. Он встал не убирая пистолет. Пройдя двадцать шагов по коридору, он зашел к еще связанному Гаврилову посмотрел ему в глаза и сделал два выстрела, вбежал Игорь, Олег спокойно поднял ствол, и сделал еще два выстрела, после чего медленно опустил руку, внимательно огляделся, подошел к секретарше, та была в сознании, она смотрела на него с ужасом, зрачки ее были огромного размера, какие красивые глаза успел подумать Олег, потом поднес пистолет к ее голове, девочка замерла и зажмурилась. Он даже не слышал ее шопота:
– миленький, Олежка, не надо, прошу, мамочка мама, как страшно, шептала она…  прозвучало еще два выстрела. Интересно почему у нее шевелились губы подумал он. После чего поднял пистолет к своим глазам, внимательно осмотрел его, снова проверил обойму и аккуратно положил его на стол. Медленно сел, и так же медленно обхватил голову руками.
Трупы он свалил в холодильник, так они называли помещенение на нижнем уровне, там по прежнему было прохладно на эту работу он потратил почти час, запер дверь, и молча, гулко топая в тишине пустых коридоров поднялся к кабинету Иващенко. Шаги его были неторопливы, размеренны и спокойны. 
Впервые в жизни он ни откого не зависел. Он чуствовал себя превосходно, его не отпускало чувство величия и единения с его оружием. Он был уверен что справиться с любой задачей. А такая задача как выжить вообще казалась ему простой и понятной. Он осмотрелся в ее кабинете, обратил внимание на огромных размеров, во всю стену книжный шкаф заставленных папками, как будто в первый раз его увидев.  После чего сел за стол и начал смотреть бумаги с которыми сегодня работала Ольга. Работал он долго, до тех пор пока не погасла чадящая лампа, сделаная из консервной банки, тряпки и машинного масла. Гарь летела с нее крупными хлопьями и воняла она ужасно, но альтернатив не было, когда лампа погасла, он уснул. Проснулся он от чувства голода. На ощупь он добрался до склада, открыл тушонку ножом, и жадно, руками стал есть. Съев три банки он успокоился и уснул прямо там же. Щеку приятно холодил бетон пола.  
Ему снилась мама и дом. Ему было хорошо. 
На отрывном календаре в кабинете Иващенко была дата 10 сентября…