Мираб Шамба был труслив и завистлив. От этого страдал сам и окружающие - не прямо, так косвенно. Все люди, в той или иной мере, испытывают чувство зависти и страха – но, если бы проводились соревнования на самого трусливого и завистливого в Абхазии, первенство было бы за Мирабом. Такой это был человек. Никому не смотрел в глаза, был мрачен, постоянно чем-то недоволен, срывался на домашних, за что заработал кличку Мираб - нелюдимый и стойкую оппозицию со стороны своих близких. Жена с детьми выступали единым фронтом и глава семьи пасовал, страх выходил из него, обволакивал все тело и мужчина уменьшался в размерах, хотя то место, где должна быть талия и другая анропометрия не менялись. Однако что–то говорило Шамбе, что это не самое страшное и с этим можно смириться и жить. Но вот сосед...
Гиви Данелия властвовал в его сердце, покоряя всё тщедушное тело Мираба и это, в конце – концов, не могло не выплеснуться в отчаянный поступок. Шамба взял и написал донос на Гиви (времена были гнилые и доносливые)– мол, советский труженник Данелия плохо отзывался о колхозе и далее в том же духе и получился не сосед вовсе
а типичный вражеский элемент. К Гиви
пришли днем, показали ему анонимный шедевр, взяли под белы ручки и увели(правильно, а куда еще уводят в таких случаях - спасибо, догадливый читатель за помощь). Замечу лишь,
что времена были не 37 год, поэтому состоялся открытый суд, где основным свидетелем выступала анонимка, но – Гиви подтвердил писульку - Да, говорил, факт.
Между прочим – Гиви был большой – очень большой мужчина – больше 2 –х метров. Широкая кость, плотные мышцы – природный племенной бугай – что там подкова – и две и три, если надо, если захочет. И сердце такое же было – большое и бесстрашное. И характер прямой и твердый. И кулаки, как голова у Мираба. Последний на суд не пошел, а вдруг дознаются, начнут спрашивать и выяснится что к чему - глаза, они ведь зеркало - выдатут. Судья зачитал приговор – 10 лет трудовых лагерей.
Зал притих, подсудимому слово – Гиви поднялся, улыбнулся широкой улыбкой, всем, и сказал – Ну 10, так 10 – я их как початок кукурузы – раз и одни семечки останутся. Сельчане помнили, что когда чистили кукурузу, после сбора урожая
Гиви набирал початки в обе руки и перерамалывал их как мельница. Люди улыбались - все, и жители села, и работники суда,
включая судью. Почему-то верилось,
что так и будет. - "А Мирабу передайте", - сказал напоследок Гиви, -
"Пусть лучше сам помирает, по доброй воле".
Мирабу передали. Через 6 лет, за хорошее и примерное поведение, а также за ударный труд, Гиви выпустили.
Шамбу
эта новость застала на улице. Жена с детьми уехали в Сочи к родственникам и должны были вернуться на следующий день. Ай-яй-яй. Один. Мираб зашел в дом и, не разуваясь, упал на постель. Тяжелые предчувствия одолевали его. Все эти 6 лет Мираб жил в страхе, постоянно думая про себя, где-то в подсознании, что лучше самому умирать, чем дожидаться прихода соседа – у-ххх. Кто-то постучал, старые деревянные полы заскрипели – так уважительно полы встречали только одного человека. Гиви подошел к кровати Мираба уже со стулом, присел. – Ну что, сам помирать будешь, или тебе помочь. Мираб молчал. Его уже начинало колотить. Сердце бешено билось.
- Ладно, подожду, мне спешить некуда. 6 лет ждал и еще немного подожду. К вечеру Мираб умер. Умер от страха. Сердце не выдержало такой нагрузки и успокоилось, наконец-то,
навсегда. Все всё понимали, поэтому никто ничего не сказал и никто не возмущался.
А что Гиви, а
всем рассказывал, как жил в лагере, как плохо там относились к людям, за что его опять пригласили в суд, снова дали 10 лет, на что великан невозмутимо сказал – Да что мне эти 10 лет – я их, как початок кукурузы – раз и уже дома. На этот раз Гиви отсидел уже все
10 лет и вернулся домой. Такой это был человек. Настоящий. Сейчас таких мало, нет - крупных хватает, но чтобы такое сердце… то ли климат поменялся, то ли система, как неугодных,
всех извела – поди, разбери. Некоторые скажут - дурак был этот Гиви, нехитрый, неприспособленный, не гибкий. А я так скажу - человек он был. От земли человек. Крепкий и настоящий. Дай Бог всем нам, мужчинам,
такими быть. И семью любил по-настоящему, и работал с наслаждением, и люди его уважали, и умер один только раз - спокойно от старости, когда пора пришла умирать.
А о Мирабе никто и не вспоминает, разве что в связи с Гиви, да я вот, в рассказе, мельком зацепил - пусть земля ему будет пухом.