«Знаете, бывает так, открываешь сокровенное некоему человеку, чаще всего случайному попутчику. И вдруг - стоп машина! Не можешь продолжать. Надо же что-то оставить для себя, для внутреннего пользования. Затуманиваешься и говоришь:

-        По известным причинам о дальнейшем ни слова. Понятно?

          И хотя ваш собеседник ни черта не понял, да и слушал-то вас вполуха, он с готовностью откликается:

-         Ну, разумеется!    

          Это я к тому, что взаимоотношения, которые иногда возникают между автором и читателем, предполагают нечто похожее. 

          Это как у Гейнсборо. Которого, разобравшись, спустя двести лет после смерти провозгласили гением. За умение недоговаривать. Причем недоговаривать тогда, когда, кажется, за договоренность не пожалел бы и полцарства. А он недоговаривает, собака. Оставляя за созерцателем право на домысел, на творческую фантазию, даже на призрачное ощущение соучастия в таинствах творческого процесса.

         Один крупный художественный критик, выделявшийся недоброжелательностью и сварливым характером даже среди своих коллег, выказывал твердую уверенность, что недописанные, незавершенные портреты Гейнсборо, на самом деле не плод его новаторских поползновений, приведших художника к славе, а результат тривиальной нехватки времени.

      Как известно, художник всегда куда-то спешит. То летит сломя голову на любовное свидание, то мчится к собутыльникам, то спасается бегством от кредиторов. Художник постоянно находится в движении. Что, вероятно, является залогом успешного творческого процесса.

     Причем неважно, в каком направлении, так сказать, осуществляется движение. Повторяю, важен процесс. Вот Гейнсборо вечно спешил и доигрался до того, что его признали гением.

        Сам же критик никуда и никогда не спешил. Что, впрочем, никак не мешало ему своевременно подкатывать на юбилейные банкеты и быть всегда первым у корыта при раздаче благ в союзе писателей».