РЕШЕТО - независимый литературный портал
/ Проза

Государственный преступник

672 просмотра

 

 

 

 

Огромная площадь Победы была заполнена народом. Только в этот праздничный день – день святого Лоренцо – простые аспероны могли воочию увидеть короля. Последний правитель Асперонии, в отличие от своих предшественников, на людях появляться не любил.

 

Колоссальный портрет самодержца, подсвечиваемый снизу лампионами и украшенный тысячами красных тюльпанов, занял свое привычное место у правого крыла тяжеловесного здания бывшего парламента, отданного по высочайшему рескрипту Его Величества под игорный дом. Портрет полностью закрыл окна четырех этажей, поместившись как раз под сверкающей неоновой вывеской «Казино РОМЕО».

 

Гофмаршал Шауниц просил короля дать ему возможность разобраться с неоновым безобразием:

 

— Ваше величество! Вы, скорее всего, даже не знаете, что ваш портрет красуется под унижающей ваше достоинство надписью! Не знающие вас в лицо аспероны, а таких в толпе большинство, могут подумать, что это портрет крупье или владельца игорного дома...

 

— Пусть думают, что хотят... Все это вздор, Шауниц, – кротко ответил король. – Я не честолюбив, ты же знаешь. Проще надо быть, проще... Король такой же человек, как и любой из его подданных. Тем более что я действительно являюсь владельцем «Ромео»... Ты об этом знал? – быстро спросил он.

 

Шауниц отрицательно повертел головой. Хорошо повертел, быстро, с готовностью...

 

Король пристально посмотрел в честные глаза гофмаршала. Тот выдержал взгляд. Король с удовлетворением наклонил голову. И продолжил:

 

— И то, что меня не узнают в лицо, никак меня не расстраивает... Напротив, это говорит о силе и уверенности власти.

 

…Площадь Победы производила грандиозное впечатление. Она была украшена гирляндами разноцветных лампочек, шелковыми и бумажными лентами, воздушными шарами. Специальные миниатюрные мортиры с оглушительным треском выстреливали в вечернее небо конфетти, а десятки клоунов, снующие в толпе, мазали всех особой краской, которая, высыхая, не оставляла следов.

 

В разных концах необъятной площади гремела праздничная музыка, шесть военных хоровых ансамблей, руководимых невидимым дирижером, исполняли одновременно и очень слаженно маршевые мелодии и народные песни. Музыканты знали, что в случае даже незначительной ошибки их ждет петля или костер.

 

Так сказал главный распорядитель торжеств маркиз Закс, которого поддержал маркиз Урбан, добавивший, что лично намылит веревку и запалит дрова. При этом министр внутренних дел улыбался и зловеще мигал подбитым глазом. Накануне он опять надрался и по возвращении домой был жестоко избит супругой, суровой маркизой Урбан, которая весила почти вдвое больше своего стокилограммового муженька.

 

В настоящий момент почтенная матрона расположилась на трибуне для особо важных гостей, заняв сразу два места. На ярус выше сидели, тесно прижавшись друг к другу, министры Закс и Урбан. Они втихомолку договаривались о том, куда направятся сразу после завершения торжеств на площади Победы. При этом оба непроизвольно потирали руки.

 

В последнее время маркизы, оставив в прошлом многолетнюю рознь, все чаще стали появляться вместе. Видимо, им осточертело пугать друг друга, и они решились на перманентный взаимовыгодный мир.

 

Надо заметить, что трибуна для особо важных персон была заполнена лишь частично.

 

Несколько недель назад король дал понять, что неплохо бы проредить сплоченный корпус высших сановников, основательно засоривших, по его мнению, государственный аппарат и разлагающих его взятками и поборами с просителей.

 

По этой причине на торжествах не присутствовали оба братья Берковские, судьба которых была предрешена.

 

Макс отправлялся Чрезвычайным и Полномочным Послом в Монголию, с которой у Асперонии до сих не было дипломатических отношений.

 

А Генрих стал старшим тренером сборной Асперонии по шахматам. На свою беду он когда-то увлекался этой древней игрой и даже имел какую-то слабенькую категорию, и государь в личной, очень строгой беседе обязал экс-премьер-министра подтянуть сборную страны хотя бы до уровня команды Берега Слоновой Кости. Генрих понял всё правильно. Он тут же засел за учебники Морфи, Стейница и Ласкера.

 

Макс же, совершенно сбитый с толку сообщением о своем назначении в какую-то неясную Монголию, едва не лишился рассудка: он никак не мог понять, что это такое – Монголия. То ли страна где-то в Южной Америке, то ли название действующего вулкана в Японии.

 

В состоянии глубокой подавленности он приехал к себе домой. Вызвав слугу, он велел принести том Большой Асперонской Энциклопедии на букву «М» и стакан виски с содовой. После чего уединился в кабинете.

 

Макс открыл том на первой странице и, мало что соображая, сначала зачем-то изучил состав научно-редакционного совета издательства. В глазах зарябило от фамилий, научных званий и титулов.

 

«Боже правый, как же много вас, бездельников проклятых! Почетный доктор философии Иосиф Альпеншток... Член-корреспондент Международной Академии Землетрясений Сильвестр Иванофф... Бог мой, да тут не меньше ста имен! Доктор медицины профессор психиатрии Шинкль. Этот-то как сюда затесался?! Вот же гусь! Хорошо бы вас, голубчиков, всех снять с насиженных теплых местечек, засадить в мешок да самих отправить в Монголию! А кто, интересно, руководит всей этой сворой нахлебников?»

 

 И тут от изумления у Макса Берковского чуть не отвалилась нижняя челюсть. Он, еле-еле шевеля губами, прочитал: «Председатель Совета издательства «Асперонская энциклопедия» академик Макс Берковский».

 

То, что он академик, Макс догадывался. Кажется, кто-то что-то когда-то ему об этом докладывал. Но то, что он к тому же еще и председатель Совета издательства Большой Асперонской Энциклопедии, было для него новостью...

 

Короче, как и следовало ожидать, Монголии он не нашел. В энциклопедии ничего об этом не было. Он внимательно, до боли в глазах, обследовал страницу, где просто обязана была находиться Монголия, но за «Монго, народом в Заире», сразу следовал «Моне Клод, французский живописец».

 

— Всё правильно... Монго... – шевелил трясущимися губами Макс. – Моне Клод... чтоб тебя разорвало на куски! А где эта сучья Монголия? Может, ее и вправду нет? Может, ее придумали, чтобы избавиться от меня?!

 

О своем открытии он решил поведать брату Генриху, который у себя дома корпел над решением несложной задачки из «Самоучителя для начинающего шахматиста». Книги шахматных корифеев бывшему первому министру оказались не по зубам.

 

Он напрочь забыл шахматы, за которые не садился последние лет тридцать, и теперь не без оснований опасался, что король в случае проигрыша сборной команды по шахматам придет в бешенство, и все закончится для новоиспеченного тренера топором или виселицей.

 

Брата Макса брат Генрих встретил более чем не ласково. Он тусклыми глазами посмотрел на вновь назначенного Чрезвычайного и Полномочного Посла.

 

— Чего ты приперся, поц? А если за нами следят?

 

— И пусть следят! Сам ты поц, это ты вовлек меня в свои игры в политику! – набросился Макс на брата. – Какого черта тебе понадобилось делать меня сначала спикером Парламента, а потом заместителем председателя правительства? Если бы не ты, я бы и сейчас спокойно сидел в лавке, взвешивал цветную капусту и щелкал на счетах. Генрих, разве ты не помнишь, что говорил нам отец перед смертью?

 

Лишенные блеска глаза Генриха слегка оживились:

 

— Что-то помню... Он говорил о завещании... Да, да, что-то о завещании!

 

— Ни черта ты не помнишь, старый козел! «Дети мои, сказал отец, во-первых, никогда не забирайтесь слишком высоко! Падать, даже если жопа большая, круглая и мягкая, все равно будет больно. Во-вторых, я оставляю вам два продовольственных магазина, восемь овощных лавок и грузовой «Форд» выпуска тысяча девятьсот семнадцатого года. Все это – кроме автомашины – без труда делится на два. Надеюсь, вам всё понятно? Машину никогда не продавайте. Никогда! Это мой вам отцовский наказ. Повторяю, грузовик не продавайте ни под каким видом, даже если...»

 

Тут, я помню, отец зашелся в предсмертном кашле. Но все же сумел закончить: «Машина, возможно, пригодится...» И испустил дух... Короче, где ключи от машины, мерзавец?

 

— Ключи?.. – Генрих недоуменно посмотрел на брата.

 

— Да, да, ключи от старого «Форда»! И еще, если ты не скажешь, где находится Монголия, я проломлю тебе голову!

 

— Ты собрался ехать в Монгольскую республику на грузовике?!

 

— Слава тебе, Господи! – радостно завопил Макс. – Значит, это все-таки название страны! Так, где она, эта свинячья Монголия, находится?

 

Генрих пожал плечами.

 

— Если бы я знал... Но решил ты правильно... Ехать тебе, Макси, – он вздохнул, – ехать тебе, Макси, придется. Это точно. Как устроишься, тайно сообщи... Береги машину, это почти все, что у нас теперь осталось. Ну, кто мог себе представить, что этот недорезанный кровопийца, тиран долбаный, способен на что-то кроме рассуждений о добре и зле... Понизить меня, Генриха Берковского, до тренера!

 

— До старшего тренера...

 

— И ты еще смеешь иронизировать! Ты помнишь, что он сделал с тем негром... Колесовать человека! Подумать страшно!

 

— Это не он, это его папаша – Иероним. И негра не колесовали, а четвертовали...

 

— Все одно! – взвизгнул Генрих. – Одна шайка-лейка. Где это видано, чтобы в конце просвещенного двадцатого века, в центре цивилизованной Европы, человека, словно барана, рубали на части? Мне рассказывал покойный барон Виттенберг, который по приказу короля лично разделывал негра на порционные части, что несчастный ревел при этом так, что во дворце было слышно, и король едва его не помиловал! А обглоданный крысами злополучный цыган?! Помнишь! Это уже в наше время... Знаю, знаю, это не король, это всё королева Лидия... Но цыгану-то от этого было не легче! Говорят, крысы так славно поработали, что от цыгана остался лишь отполированный скелет. И когда крысы отгрызали ему яйца, он ревел почище того негра... – Генриха передернуло.

 

После минутного раздумья Макс твердо сказал:

 

— Цыган был казнен правильно, он же был вором!

 

— Думкопф! Поц! А мы с тобой кто?! Праведники? Христовы апостолы? Ах, как я себя ругаю, что не успел переправить деньги и драгоценности за границу! Всё было так прочно... И король казался таким ручным и глупым... Макси, ты не знаешь, где была моя голова?..

 

— Где была твоя голова, не знаю. А вот где будет моя, если я тотчас не унесу отсюда ноги, я знаю превосходно! Теперь я совершенно не сомневаюсь, наши с тобой назначения – фикция! Некая сказочная Монголия, которой нет в энциклопедии, какая-то мифическая сборная по шахматам... Ты уверен, что у нас в Асперонии найдется хоть один человек, который отличит ладью от пешки? Аспероны всегда играли только в карты... Поверь, на самом деле нет никакой Монголии, как не существует в природе никакой шахматной сборной... Всё это делается нашими врагами для отвода глаз, чтобы мы расслабились и успокоились. Ты прав, Генрих надо бежать и бежать как можно скорей!

 

— Господи, что с нами будет?!

 

— Боюсь, Генрих, – в голосе Макса появились провиденциальные нотки, – боюсь, в Асперонии начинаются гонения из-за цвета кожи и происхождения. Нам с тобой, точно, – Макс поднял руку со сжатым кулаком, – несдобровать! Первым делом всегда начинают с цыган и евреев...

 

— Какие же мы с тобой евреи?! Мы аспероны! У меня и в паспорте...

 

— Дуррррак!!! Это когда мы с тобой были государственными чиновниками, мы были асперонами, а как станем государственными преступниками, моментально превратимся в евреев!

 

...Глубокой ночью из ворот роскошного особняка Генриха Берковского, тяжко скрипя рессорами, пофыркивая и оставляя за собой шлейф смрадного дыма, выехало странное сооружение о шести колесах.

 

Когда-то, на заре гудронированных шоссейных дорог, этот шедевр передовой технической мысли первой четверти двадцатого столетия у тогдашнего автолюбителя, наверняка, вызывал целый шквал эмоций и восторженных расшаркиваний перед гением человека, воплотившим в металл, дерево и резину идею безрельсового перемещения по окультуренной поверхности планеты.

 

Теперь же это чудовище, похожее на самодвижущийся альпийский домик, могло вызвать только ужас, смешанный с чувством сострадательного изумления.

 

В кабине чудо-машины находился переодетый арабом-мусорщиком бывший спикер парламента Макс Берковский, с трудом ворочавший огромное рулевое колесо. В салоне сильно пахло бензином, и Макса подташнивало.

 

Яйцеобразная голова бывшего спикера парламента была свежевыбрита и, наверно, сияла бы, как бильярдный шар, если бы в кабине не царил полумрак. Нижняя часть лица квази-араба была закрыта иссиня-черной бутафорской бородой.

 

Вислый живот Макса дисциплинировал широкий матерчатый пояс, в потайных карманах которого разместились золотые монеты средневековой асперонской чеканки, золотые и платиновые браслеты с драгоценными камнями, часы «Картье» с изумрудами, несколько небольших слитков красного золота и пачки стодолларовых купюр – всё то, что наскребли по сусекам опальные братья. Счета Берковских в асперонских банках были арестованы в соответствии с секретным постановлением Тайной Канцелярии.

 

Агенты наружного наблюдения, по личному распоряжению министра Урбана днем и ночью из затемненных окон автофургона присматривавшие за особняком Генриха Берковского, следующим образом отреагировали на появление в поле их зрения музейного экспоната, передвигавшегося со скоростью неисправной инвалидной коляски:

 

— Ты только посмотри, Вилли, – воскликнул сержант Фокс, на мгновение отрываясь от прибора ночного видения, – какие механизированные уроды вылезают из логова врагов народа!

 

— Черт с ними! – зевая, отозвался напарник Фокса. – «Мерседесы» братьев на месте?

 

— На месте, на месте, куда ж им деться?

 

— Вот и порядок... Ты помнишь, что сказал полковник Шинкль, когда инструктировал нас? «Следите за «Мерседесами» Берковских. Если упустите, голову размозжу!» Понял? А теперь дай мне соснуть пару часиков. И не буди меня по всяким пустякам... Ну и работенка же у нас, сержант, врагу не пожелаешь...

 

Тем временем Макс Берковский, лязгая зубами и потея от страха, вертел баранку грузовика. Страшно мешала борода, она все время лезла в рот, и Макс уже порядком наглотался волос.

 

Путаясь в темных переулках Армбурга, беглец, сам того не ведая, надвигался на главную площадь столицы. «Дуй все время на север, ориентируйся по Полярной звезде, идиот!» напутствовал его на прощание Генрих.

 

Где на небосклоне находится Полярная звезда и как она выглядит, Макс не знал, но, слушая брата, в знак согласия все время кивал головой, думая только о том, как бы поскорее выбраться из этого ужасного города, где его могут колесовать лишь за то, что его маму звали Ребеккой, а отца Натаном.

 

Он, как говорится, ехал куда глаза глядят. Все же стараясь выбирать улицы хоть с каким-нибудь освещением, потому что в целях конспирации ехал с потушенными фарами.

 

Внезапно на его пути возник человек в больничной куртке, густо обсыпанной то ли мукой, то ли пылью. Человек, расставив ноги в стороны, размахивал руками и что-то выкрикивал.

 

«Раздавить, что ли, сукина сына?» успел подумать Макс, но в этот момент что-то случилось с машиной. Ее тряхнуло, одновременно раздался омерзительный скрежет, и моторизованный пришелец из глубин двадцатого столетия замер в метре от отчаянного смельчака. Макс чуть не расплющил себе нос, ударившись лбом о стекло, и только тогда понял, что это его нога, нога старого автомобилиста, машинально нащупала педаль тормоза.

 

А незнакомец уже рвал дверцу кабины.

 

— Вот это удача! – вскричал он, плюхаясь на сидение рядом с чернобородым водителем. – Э-э, парень, да я тебя где-то видел! Точно! По телику, на прошлой неделе, когда показывали теракты из Лондона...

 

Макс наморщил нос. Несмотря на запах бензина, он почувствовал, что парень воняет, будто его только что вынули из выгребной ямы.

 

Незнакомец заметил это.

 

— Трахался с бабой в «клизменной», – охотно объяснил он, – и вляпался в говно... Зато какой кайф иметь девку, которая сидит на тебе верхом, а когда кончает, что есть силы лупит в кружку Эксмарха! Но это чепуха по сравнению с тем, что испытываешь, когда тебе во время ебли еще и ставят клизму! Ну, чего ты замер-то? Поехали!

 

— Э-э, куда поехали? – стараясь говорить с арабским акцентом, пробурчал Макс.

 

— Да куда угодно! Только бы подальше...

 

— Я, например, еду в Монголию...

 

— Какое совпадение! Я с детства грежу Монголией!

 

Словоохотливый молодой человек, а это, понятно, был Лоренцо даль Пра, поведал Максу душераздирающую историю. В самый разгар массовой – рекордной по числу участников – оргии рухнул главный корпус психиатрической клиники. Медики были плохо знакомы с курсом школьной физики, а точнее с тем ее разделом, где говорится о тяжких последствиях, которые может вызвать явление резонанса, если к нему относится без должного внимания, и бесстрашно трахались в ритме финского танца «летка-енка».

 

Лоренцо уцелел чудом. Он давно присматривался к трещинам на фасаде. И стоило ему почувствовать, как здание начало «гулять», как при землетрясении, он пулей вылетел из «клизменной», бросив партнершу на произвол судьбы.

 

«Час от часу не легче! – думал Макс, с опаской поглядывая на психа. – Еще придушит!»

 

От страха он до упора вдавил педаль газа в пол. Машина стремительно набрала скорость и помчалась, сотрясаясь от напряжения и едва не разваливаясь на части.

 

Когда диковинный грузовик, кренясь на повороте, влетел на площадь Победы, то все, кроме организатора торжеств маркиза Закса, решили, что появление автомобильного реликта является частью запланированных развлекательных мероприятий.

 

Министр обороны Закс понял, что настал его час. Он резко поднялся и грозно глянул в сторону своего заместителя, генерала Свирского.

 

Генерал Свирский, зверообразный огромный детина, отвечавший за порядок на площади, взмахнул рукой, и тотчас к сумасшедшему автомобилю бросились люди в штатском, вооруженные короткоствольными автоматами. Раздались выстрелы, на которые поначалу никто не обратил внимания. На площади по-прежнему гремела музыка, рвались петарды, вспыхивали шутихи и фейерверки, повсюду раздавался смех.

 

Через мгновение, осев набок, грузовик встал, и тут же кабина террористов-смертников была штурмом взята агентами спецподразделения «Омега». Злоумышленников выволокли из машины и повалили на землю.

 

Появилась группа саперов, облаченных в костюмы, похожие на те, в которых американские астронавты когда-то прогуливались по бутафорской поверхности голливудской Селены. Саперы осторожно проникли в закрытый кузов грузовика и, посветив фонариками, обнаружили, что в нем, кроме дюжины дохлых крыс, ничего нет.

 

Все произошло чрезвычайно быстро. Закс ухмыльнулся и победительно посмотрел на Урбана. Тот ответил кривой улыбкой, подумав про себя, как было бы здорово, если бы этому солдафону кто-нибудь свернул шею.

 

В этот момент рядом с трибуной, расточая во все стороны царственные улыбки, появился владыка, деспот и тиран Асперонии Его Величество Король Самсон Второй.

 

Его сопровождала небольшая свита приближенных. Гофмаршал Шауниц в своем парадном светло-шоколадном мундире с золотыми галунам и синей лентой ордена Почетного Асперонского легиона через плечо напоминал опереточных африканских диктаторов и по этой причине приковывал к своей персоне взглядов больше, чем требовало простое любопытство.

 

Начальник Тайной канцелярии граф Нисельсон, министр иностранных дел Антонио Солари и даже недалекий патер Лемке посматривали на гофмаршала с презрительным недоумением.

 

Рядом с тираном находилась Агния, которую король попросил одеться сообразно ее положению, и принцесса в своем бело-розовом длинном платье с глубоким вырезом на груди выглядела ослепительной красавицей. Очки пришлось снять, Агния близоруко щурилась, морщила носик и от этого казалась еще очаровательней.

 

Нисельсон бросал на девушку страстные взгляды. Его сердце опять пылало любовью к принцессе.

 

При появлении короля толпа многоголосо взревела, вверх полетели платки и шляпы.

 

Оркестры грянули государственный гимн Асперонии. Все, независимо от званий и должностей, замерли, объединившись на миг в патриотическом порыве.

 

Король прибыл на торжества как раз вовремя. Самсон все видел собственными глазами. «Вот и развлечение», – подумал он.

 

Как только смолкли финальные звуки гимна, он что-то сказал графу и тот, подойдя к маркизу Заксу, попросил подвести преступников к королю.

 

Но сделать это было не просто.

 

В толпе с быстротой молнии распространилась весть о пойманных террористах, покушавшихся на жизнь короля.

 

Раздались крики:

 

— Королек-то наш как?

 

— Не пострадал, целехонек, слава Богу...

 

— Царапнуло слегка.

 

— Точно! Голову задело, навылет...

 

— Как это?..

 

— Слегка задело, а потом и навылет... Им, королям, это только на пользу. Знал бы ты, брат, какие у них головы!

 

— Так – задело? Или – навылет?

 

— Говорят тебе, дурень, в королевскую голову угодил снаряд. И навылет!

 

— Вишь, повели бородатого!

 

— Череп-то бритый так и сияет! Это главный, на нем пояс шахида! А тот, на мукомола похожий, его помощник...

 

— Напирай, напирай! Пусть нам отдадут, как в старину!

 

— Разорвать их! Разорвать к чертям собачьим! Дружно взяться, один за голову, другой за ногу, и нежно так...

 

— Утопить их в чане с говном!

 

— Сперва яйца открутить!

 

— Вот это правильно!

 

— Отдавай злодеев! Праздник – так праздник! Веселиться – так от души! Отдавай!

 

— Своим судом судить будем! – страшными голосами кричали граждане Асперонии.

 

Услышав последний призыв, Самсон задумался.

 

Полиция тем временем начала теснить толпу от главной трибуны.

 

Крики усилились.

 

Король медленно поднял руку, пытаясь успокоить народ.

 

Но в толпе его жест поняли по-своему и заревели с новой силой.

 

Король безнадежно махнул рукой и направился к трону, стоявшему на высоком деревянном помосте, справа от трибун. К трону вела широкая лестница, покрытая голубой ковровой дорожкой.

 

Когда Самсон уже заносил ногу в белом лакированном башмаке на первую ступеньку, раздался страдальческий вопль, перекрывший рев толпы.

 

Король оглянулся. Полиции с трудом удавалось сдерживать напор обезумевших горожан. Со всех сторон к злоумышленникам тянулись десятки рук.

 

— Ваше величество! – истерично кричал бородатый террорист. Король поднял брови, голос показался ему знакомым.

 

— Ваше величество! – продолжал надрываться бородач.

 

Король вытаращил глаза, он узнал гнусавый голос бывшего спикера парламента.

 

— Берковский? Ты?.. Что за глупый маскарад?

 

– Я не виноват! – истошно вопил Макс. Вид у него был дикий. – Это всё мой проклятый папаша покойный! Чтоб ему на том свете сыром срать! Это он перед смертью придумал. Я ни в жизнь бы не сел в этот чертов автомобиль! У меня и водительских прав-то нет!

 

Смолкли военные оркестры. Толпа присмирела, ожидая развития событий, которые явно не были предусмотрены регламентом.

 

Национальные стяги Асперонии и флаги с гербом короля обвисли на флагштоках, ветер стих, знаменуя приближение грозы.

 

Самсон раздумывал. Тут ведь как подать, будь он половчее, поизворотливей, он бы без труда превратил неожиданное происшествие в свой триумф. Можно было театрально сорвать фальшивую бороду с самозваного араба и отдать несчастного дурака толпе на растерзание. И толпа приняла бы Макса Берковского. Толпы во всем мире одинаковы...

 

А слава Самсона как справедливого правителя от этого только бы преумножилась.

 

Берковского разорвали бы на куски, и это было бы и справедливо, и поучительно. Можно было разыграть еще какой-нибудь дешевенький спектакль, столь же примитивный и эффектный, но зачем?

 

Пауза затягивалась.

 

Самсон уже открывал рот, чтобы повелеть маркизу Заксу действовать в соответствии с законом, а попросту говоря, как тому заблагорассудится, когда его внимание привлек подельник Макса, тщедушный паренек с расквашенным носом.

 

Закс был опытным царедворцем. Он мигнул своему страшному генералу, и Макс Берковский исчез с такой ошеломляющей быстротой, будто его унесли черти.

 

Лоренцо был подведен к королю и поставлен на колени.

 

В другой раз король мог бы и прогневаться. Он не любил подобных штучек. Но сейчас это было необходимо. И, кроме того, Самсон все-таки почувствовал, что соскучился по театру.

 

Маркиз Урбан, у которого при виде парня с разбитой рожей вдруг разболелась голова, искал глазами своего заместителя полковника Шинкля.

 

Урбан узнал Лоренцо, который по всем законам должен был находиться в психиатрической клинике капитана Ройтмана. «Лично расстреляю паскуду Шинкля, – кипел маркиз, не ведавший, что клиника к этому моменту уже лежала в руинах, – как мог проклятый молокосос оказаться на свободе, да еще в обществе Макса, за которым я велел установить круглосуточное наблюдение?»

 

— Ты кто, негодяй? – строго спросил король коленопреклоненного преступника.

 

Это был сложный момент в жизни Лоренцо.

 

Урбан, вне себя от страха, сделал шаг вперед.

 

— Г-государственный п-преступник... – начал он, заикаясь.

 

— Папа, – вдруг сказала Агния, нарушая этикет, – отпусти его. Это Лоренцо, мой жених...

 

Сначала Самсон не понял, что сказала ему дочь. Он слегка потряс головой, думая, что ослышался. Какое-то неосознанное чувство заставило его поднять голову и обратить взор к небу. И тут он увидел, как из-за домов, по углам крыш которых в нелепых позах замерли статуи бессмертных богов, на площадь наползает темно-лиловая грозовая туча.

 

Через мгновение она накрыла площадь и так сгустила воздух, что его, казалось, можно было мять руками.

 

Агния произнесла свои слова очень тихо. Но на площади стояла такая тишина, что нелепицу Агнии услышали не только на трибуне и в ложах для почетных гостей, но и в первых рядах толпящихся за полицейским оцеплением горожан.

 

И громоподобный рев восторженных криков потряс тугой, как желе, воздух. Лоренцо был бережно поставлен на ноги, и внезапно появившийся Шинкль, сияя отеческой улыбкой, батистовым носовым платком принялся смахивать пыль с полосатых штанов мнимого террориста.

 

Маркиз Урбан шумно вздохнул и рукавом вытер пот со лба.

 

Ударили куранты. Стрелка часов на Пороховой башне остановилась на цифре семь.

Загрохотали орудия. Точно по расписанию начался праздничный салют…

 

                                  (Фрагмент романа «Лента Мёбиуса»)

 

Теги: Ирония
 53
25 December 2010

Немного об авторе:

... Подробнее

Ещё произведения этого автора:

Письмо из прошлого
Универсал
О жизни и смерти

 Комментарии

Комментариев нет