Из всех видов искусства ближе всего к Богу подобралась музыка.  И еще, - в вершинных своих проявлениях, - изобразительное искусство.

           Литература же, несмотря на громоподобный голос и кажущуюся убедительность, всегда была на вторых ролях.

           Но были и прорывы. Прецеденты, так сказать. Из русских – это, несомненно, Пушкин и его поэзия. Которая звучит, как музыка. Пушкин – это не только «наше всё», Пушкин вообще вроде

палочки-выручалочки. Чуть что не так, мы сразу к нему. Он знал многое из того, чего до сих пор не знаем мы, дети технократической эпохи.

          Пушкин мог передать свое видение и понимание мира с помощью буковок, да так что у читателя возникало ощущение, будто он слышит звуки эоловой арфы - музыки, проникающей в душу и сознание без промедления - сразу, минуя слуховой аппарат. Но не надо думать, что Пушкин прост, его поэзия – часто загадка даже для профессионалов.

          Из современных – Мандельштам и Бродский. Последний связал понятие Времени со Словом, с Языком. Понять это с наскока невероятно сложно.  Без серьезной подготовки Бродского не осилить.

         Его легко представить беседующим с Пушкиным. Они бы поняли друг друга с полуслова.  Несмотря на века, разделяющие их земные жизни. Ведь для гениев все равно, в каком веке жить. Гении вне времени.     

         Как хочется верить, что сейчас,  где-то в иных сферах, Пушкин и Бродский, освобожденные смертью от мирских забот, слабостей  и пристрастий, сидят на берегу Леты, смотрят влажными глазами вдаль и, держа в руках кубки с пенным вином, неторопливо рассуждают о…

      Впрочем, нам, простым смертным не дано знать, что на уме у великих – в этом и состоит чудо и прелесть недоговоренности, смысл которой до конца ясен только Всевышнему.

      И все же, думаю, вряд ли они стали бы говорить о путях развития современной литературы. Или об особенностях силлабо-тонического стихосложения. Скорее, подлили бы друг другу вина и вспомнили своих неверных и сумасбродных любовниц, обиды, нанесенные врагами, лихих друзей, шумные попойки… То есть вспомнили бы  жизнь, в которую нет

возврата.

                       (Фрагмент романа «Олимпиец»)