– Вот я еврей... – начал Раф Шнейерсон. Ему вдруг почему-то захотелось поговорить о книге Солженицына «Двести лет вместе». О том, что Александр Исаевич тенденциозен. И о многом другом…

– Да какой ты еврей, – отечески успокоил его Герман. Голос Германа Яновича Колосовского, его друга и собутыльника, был полон благосклонного сочувствия.

Колосовский развил свою мысль. Он сказал, чтобы Раф не очень-то на себя наговаривал, потому что, по его мнению, Раф не очень-то и еврей. А если и еврей, то какой-то... ненастоящий, что ли.

Поляк Герман Колосовский всегда считал, что еврей – это не поддающееся излечению, но, слава Богу, не слишком тяжелое заболевание, имеющее, правда, хронический характер.

И он по-приятельски спешил уверить Шнейерсона, что дела у того не так уж плохи и что ему еще жить да жить, и что с такой болезнью можно почти без проблем дотянуть до глубокой старости. Другие же живут. И ничего.

Сказав «Да какой ты еврей», Герман как бы выдавал Рафу индульгенцию за грехи его предков, которые – кто спорит? – были виноваты не только в том, что сами родились евреями, но и в том, что, как бы они ни хорохорились, а таки произвели на свет потомка и тоже, увы, еврея.

Хорошо, что это произошло в России. Которая, хотя и прославилась еврейскими погромами, тем не менее, сынам Израиля, имевшим счастье родиться под бледным русским небом, сумела привить славные черты типичного россиянина. В числе коих – патриотизм, чисто русское разгильдяйство и любовь к пьяным загулам.

Сказав «Да какой ты еврей», Герман великодушно признавал за Рафом эфемерное право поставить ногу на ступеньку рядом с собой – природным русаком с польскими корнями, он давал понять, что Раф больше русский, чем еврей. А быть русским или представителем любой другой национальности – это неоспоримо и это знает каждый дурак – куда лучше, чем каким-то засранным евреем.

Раф так долго раздумывал над словами Германа, что забыл, о чем хотел говорить...


(Фрагмент романа «Дважды войти в одну реку»)