Было это в самые первые годы пятидесятых прошлого века.  Иосиф Виссарионович,

«отец всех народов» вызывает к себе на ближнюю дачу «отца советской денситометрии» Израиль Соломоновича Файнберга. Показывает ему на  глянцевые журналы разложенные у него на столе, и говорит: « Вы у нас в стране самый главный специалист по цвету и по полиграфическим процессам. А не могли бы Вы уважаемый мне объяснить, почему журнал, выпущенный в Китае на нашем оборудовании, на нашей бумаге и нашими красками так заметно превосходит по красочности наш «Огонёк», и что надо сделать, чтобы и наш «Огонёк» радовал глаз?». Хорошо Иосиф Виссарионович, разберёмся, и сделаем так, чтобы и наши советские репродукции были краше и привлекательнее не только продукции наших друзей, но и  картинок наших врагов. Повезло Соломоновичу. В скорости «отец всех народов» заболел, да и умер, а преемники его не очень то обращали внимание на не столь красивый социалистический глянец – других, более важных проблем хватало.

Разобрался Израиль Соломонович в корне зла очень быстро. Не зря он был «отцом советской денситометрии».  Взял с пол сотни одного номера журнал «Огонёк» и с полсотни китайских журналов одного номера. Расчертил все сто обложек с репродукциями на  «квадратное решето», и с помощью денситометра помогшего ему стать  «отцом советской денситометрии», стал в каждом квадратике измерять в отражённом свете оптическую плотность.  По результатам измерений построил графики распределения оптических плотностей для нашего и для китайского журналов. Для китайского журнала фигура графика получилась похожая на «колокол» - Гауссово (нормальное) распределение, а для нашего журнала на двугорбого верблюда. Почему так получалось? Да  просто наш, работавший в столице, наборщик цветоформ, ближе к концу рабочего дня думал уже не о работе,

а о семье, и о вечернем досуге с ближними или с друзьями. А у пекинского наборщика видимо в те времена кроме как «Десять маленьких друзей» и друзей то вовсе не было. Замечательная, с красочными иллюстрациями, в 56м году продавалась книженция журнального формата для самых маленьких. Помню, перевод с китайского языка, а где печаталась – врать не буду, не врубался. Но с тех самых лет с помощью той книжонки на всю жизнь запомнил о десяти друзьях человека.

Ну, это, так, лирика. А проза, проза автоматизации процесса набора цветоформ (определение наиболее правильного значения самого светлого и самого тёмного мест на участках изображений) затянулась в нашей стране ещё на двадцать лет, до начала семидесятых. В начале семидесятых «под Гаусса», НОРМАЛЬНО,  начало много чего работать в Советском Союзе: и производство, и наука, и культура, и гражданские аэропорты (хотя и «кукурузниками» обслуживались, но как их много и равномерно было), суда на воздушных крыльях («Ракета») на многих и великих и малых реках стали курсировать с дешёвыми билетами. Куда, интересно, они улетели? Экономисты вспоминают, что нефть начали выгодно тогда продавать, а вырученные денежки по умному распределять, по НОРМАЛЬНОМУ пошли они в народное хозяйство,

не то, что нынче, когда даже цены на бензин не могут (не хотят) нормальными сделать.

И вот в конце 74 года, и в нашей древнейшей Старой Руссе открыли отдел электронного аппаратостроения Всесоюзного научно исследовательского института комплексных проблем полиграфии, со своим опытно-экспериментальным производством, цзл, двумя лабораториями, конструкторским бюро, технической библиотекой. И я, в то время работавший в мелиорации  нивелировщиком, и вдоволь наглядевшийся в окуляры и НГ и НВ3 на красивейшие пейзажи южного Приильменья, как только узнал про это, так моментально лесами, полям, огородами  в лабораторию репродукционных процессов этого отдела, макетчиком.

За пять месяцев работы там, до того как попал на службу в СА в 25 лет взамен двух лет «химии» в областном центре, успел я помочь ребятам этого отдела сварганить блок питания для «шкафчика» в человеческий рост и схему управления развёрткой барабанного сканера (самые дорогостоящие профессиональные сканеры нынче, особенно со съёмными барабанами). Сделали собственные испытания этого первого образца АПИ), анализатор полиграфических изображений), свозили в Москву на ВДНХ. Затем, когда я уже был в СА, ребята этого отдела изготовили ещё четыре образца для стран СЭВ, и благодаря этому, некоторые сотрудники отдела побывали в командировках за рубежом. Начинка этих АПИ естественно состояла из обычных интегральных схем; тогда ещё не было микропроцессоров. Сегодня всю электронику этого  АПИ можно уместить не в шкафу в рост человека, а в стативе барабанной развёртки, либо приспособить компьютер со специальным математическим обеспечением, что вероятно сейчас и есть на полиграфкомбинатах. Не знаю, так как последние двадцать лет не отслеживал положение дел в этой отрасли. Знаю только, что американцы обскакали нас в этих делах, и не только в плане микроэлектроники и матобеспечения, но и, применив совсем другой подход в плане восприятия красивого, а потому этих АПИ и изготовили всего пять комплектов. Один в Москву, и четыре в страны СЭВ. А с приходом 90х годов и Старорусский отдел распался, так как в стране начали работать не нормальные Гауссовы распределения (жить стали мы не «под колокол»ом), а заработал закон Ципфа. Но это уже другая песня о прекрасном, с которой ещё предстоит разбираться не одному поколению любителей красивого, прекрасного и хорошего.