Благоухаю винным духом,

я жизнь свою провёл в пирах;

пускай земля мне будет пухом,

чтоб мягко лёг мой бедный прах.

Нету поебательской символики

даже и во сне теперь у нас -

тихие седые алкоголики

стали мы с тех пор, как пыл угас.

Господь начинит поросёнка

моим насквозь солёным духом;

на гроб распилится сосёнка,

когда земля мне станет пухом.

Шершеть ля фам в чужой соломе

и надорвался и устал:

валялся в сладостной истоме

я возле каждого куста.

Мужик идёт быстрей налево

от бабы слишком часто правой;

когда выходишь замуж дева,

не пузырись ума отравой.

Наш позвоночник, хер и мозг

так круто скручивают годы,

что человек!? Игра природы,

в её руках послушный воск.

Чтением, любовью и вином

я ростки надежды поливаю,

только свет забрезжит за окном –

я на время очень уповаю.

В земле сначала станешь глиной,

потом – фаянсом унитаза;

живи, и лакомись малиной,

она недолгая, зараза.

А старость  - краткий вытрезвитель

перед гастролью в новый зал;

своей судьбы актёр и зритель,

я рад и смеху, и слезам.

И будет без срока и края

глухой и кромешный покой,

не будет ни ада, ни рая,

ни рюмки, какой-никакой.

Всплывают сливки и гавно

в кастрюлях жизни вперемежку;

с ногтей младых отвергнув спешку,

не рвусь я вверх, а пью вино.

Мы нынче сыпем не песок,

а слабый пых мучнистой пыли;

мы пили жизни пьяный сок

и так отчаянно кутили.

Выходит и вяло, и грустно,

Как секс пожилого мужчины,

Повсюду, где варят искусство

Из трезвой разумной причины.

То ебёшься возле печки,

то – под вентилятором,

дни бегут, как волны речки,

жизненным фарватером.

Печалит нас не то, что нас ебут,

а степень удовольствия от этого;

скитаясь вдоль по жизни там и тут,

я это вижу взором циника отпетого.

Взор воолоких волокит

сочится липким сладострастием,

ночная жизнь везде кипит,

над ней ни век, ни вождь не властен.

В голове её – капуста

с кочерыжкой в виде хера,

если в бабе много чувства

и манерная манера.

Ведь ебля – вовсе не разврат,

когда учтён её весь ряд;

знать важно – с кем, важны последствия

а также степень соответствия.

Запах выпивки могучий

над Россией вьётся тучей;

злые гении природы

манит вас под наши своды.

А дым от моей сигареты

уже безопасен для дам,

хоть я и имею секреты

и глазом вожу по ногам.

Пожертвовав душу стаканам

бутылка стоит истуканом,

свой, замысел, пряча на дне

теплом возродиться во мне.

Постель – критерий наших качеств,

и потому на самом деле

вполне собою лишь в постели

мы смеем быть, от века прячась.

И мир становится на место

остановив безумный пляс,

когда мы пьём, бутылка честно

теплом покоя дарит нас.

А что мерзавец некрасив,

они уже не замечали;

он не был чванен и спесив,

под юбку лез в самом начале.

С надеждами прекрасно выпивать,

но очень тяжело опохмеляться.

Надежды! Вам же следует сбываться!

Надежды, в Бога душу мать!

Иноплемённых дочерей

ожидовлял путём соития

всегда и всюду злой еврей,

не зря, слывя за совратителя.

Расстёгивать застёжки помогала

и, слепо бормоча «оставь, не надо»,

подруга от любви изнемогала

из губ, твоих, напившись яда.

И жизнь моя бедней теперь намного,

и стелется мне время, как дорога;

я только не смеюсь по пустякам –

вполне ещё держу я свой стакан.

Простите мне, с кем я не переспал,

особенно - кого не домогался,

уже мне ветер парус потрепал,

рули не держат заданного галса.