Так уж получилось, что вернулся я на Землю далеко не молодым человеком. Пятнадцать лет работал на космодромах Марса, чуть меньше - Меркурия, затем вышел на пенсию, но задержался на Луне еще года на два. Мой разговор в корабле, возвращавшимся на Землю с Меркурия, с инженером Томсоном обернулся контрактом на три года, который мы заключили при остановке на Луне. Работал диспетчером я исправно, лишь изредка поглядывал на нависавшую огромным дирижаблем Землю. Но с нее наехала какая-то комиссия, которая дала разгон кадровикам за этот контракт с пенсионером. Вот так, я вернулся на Землю не в 2112-ом, а в 2111 году.
В Ассоциации астронавтов мне предложили поселиться в любом районе планеты. Я по совету друзей выбрал Подмосковье, глухую деревню.
Воскресенка находилась на высоком холме. Его окольцовывали семь семиэтажных дома, построенных в виде сегментов. В них жило все население деревни. Первые этажи были отведены аборигенам, которые работали на ферме, в поле, оздоровительном комплексе, торговом центре «Аметист», в аэропорту, где было десятка два надежных летательных аппарата, вывозящих нас, ветеранов различных профессий, в открытый мир по различным надобностям. Ну а мы, в основном старички занимали верхние этажи домов, которые сообщались между собой радиальными коридорами и пронзали башню с полупрозрачными стенами торгового центра и оздоровительного комплекса, занимавшую центр холма.
Каждый вторник я приходил к своему врачу Вере Сергеевне, которая наблюдала за здоровьем еще двух-трех ветеранов.
- Ну, что Лев Васильевич, - спросила она меня в одно жаркое июньское утро, - будете утверждать, что спали все восемь часов?
- Попробовал бы я не спать! - Я сидел в глубоком кресле и смотрел на молодую женщину, пытаясь понять, почему она выбрала и эту профессию, и эту деревню, ведь могла же, работать в самой столице или сниматься где-нибудь на юге в бесконечных сериалах на тему романтической любви прошлого столетия. – Ваша автоматика впрыснула бы в воздух демидролий! От него лишь не дохнут искусственные комары!
- Не уходите от ответа, - улыбнулась врач, - Вы знаете, что во вторник автоматика отключается с трех часов утра для подготовки объективной картины вашего самочувствия!
- Зачем вам такая подробная картина, дорогая Вера Сергеевна? Высоких постов ваше усердие не принесет, это же не Россия прошлого столетия, когда великие Ельцин и Путин вырвали ее из оков коммунистической идеологии!
- А мой контракт врача? Я им дорожу! Вы же не сменили свою работу на космодромах ради высоких постов в Космическом Центре? Ну, впрочем, мы уже не первый раз пикируемся по подобным пустякам. Скажите, Вам начали сниться эротические сцены?
Господи, все знает! Сегодня проснулся в четвертом часу и не мог понять, откуда вдруг на меня нашло давно забытое блаженное состояние возбуждения? Я с недоверием смотрел на свое обнаженное тело, желавшее женщину. Я прислушивался к этому телу, в котором долгое, очень долгое время видел лишь инструмент, дающий ощущение работы. Теперь это тело, как нищий перед Мавзолеем Великого Путина в центре Петербурга, молило туристов дать на пропитание! Оно молило найти нечто, чтобы могло его удовлетворить! Оно подсказывало спящему мозгу сцены из очень далекой молодости, когда я любил свою Таисию. В школе ее звали Тайкой. Она обожала спорт и собственную независимость! Перед окончанием школы я успел объясниться ей в любви во время какого-то очень медленного старинного танца под забытую песню древней певицы Софии Ротару. А на следующий день мы отдались зову любви…
Открыв глаза, я приподнял простыню и посмотрел на местность у паха, неожиданно украсившейся объектом в самом желанном для женщин виде, а затем перевел взгляд на табло со светящимися показателями пульса, кровяного давления, температуры, содержания билирубина и сахара в крови. Некоторые из них злорадно сообщали об опасном для организма возбуждении. Тогда я демонстративно отбросил простыню, словно датчики могли видеть, мол, ну как картинка! И вот тебе на, прямой вопрос врача!
- У меня что, установлен видеосторож?
- Конечно, нет, вы совершенно свободны от насильных визуальных наблюдений!
- А как быть с просмотром видеозаписи чужих сновидений, Вера Сергеевна?
В моем вопросе не было издевательской иронии, здесь было больше искреннего возмущения!
- Ну что Вы такое утверждаете! – Вера Сергеевна откинулась на спинку кресла, и я заметил, что вырез ее рабочего халата не совсем скромен и предлагает откровенную демонстрацию ее великолепной упругой груди, рвущейся из ткани халата навстречу уверенным и страстным мужским рукам (вон как я начал думать!). - Когда к человеку Вашего не столь старого возраста приходит ощущение жизни, об этом кричат приборы! Они летописцы ваших желаний!
- Но почему, - мое возмущение стало переходить на тех самых «летописцев», в то время как во мне не спящем, а бодрствовавшим при ярком солнце Подмосковья шевельнулась радость жизни, - я должен отчитываться перед вами, мой доктор, в столь интимных вещах?
И это «мой доктор» прозвучало, так, как выдыхает слово «любимый» женщина, неожиданно захваченная страстью мужчины.
- О каком отчете идет разговор? - Вера Сергеевна, сидящая напротив меня, закинула ногу за ногу так, что меня впервые после четырех десятков лет пронзило тем током, который чаще всего называется похотью. Теперь вслед за ее грудью плотные и полные ноги просили, чтобы к ним притронулась та же сильная мужская рука, погладила по белой коже, скрывавшей упругую плоть. Эти ноги едва заметно подрагивали, как скакуны на поле ипподрома перед бешенным стартом. - Вы же раствор! Вы же состоите почти на все сто процентов из жидкости! Но это коварная, живая жидкость, она стремится размножаться! – Женщина, сидящая напротив меня опустила ноги, раздвинув их так, что и здесь халат откровенно разошелся. Звук голоса отделялся от этой женщины и достигал моего сознания каким-то окольным, неподвластным мне путем. - …И придумала жидкому вашему мозгу чувства! Так именно и происходит!
Лишь после я сообразил, что меня лечили, ухватившись за первую попавшуюся ниточку! Но тогда я придвинул свое кресло к врачу и моя рука, скользя все дальше и дальше по теплой и упругой плоти ног, неожиданно наткнулась на тонкую ткань ее трусиков … И когда я поднял голову, чтобы найти подтверждение, что от них надо избавиться, то увидел трезвый, изучающий взгляд обладательницы этих ног.
- Что это со мной?
Вопрос повис в воздухе, я убрал руку, сжал колени, ощущая ногами восставшую плоть. Но мне не было стыдно. Эстафету давно забытой радости тело передало душе.
- Вы выздоравливаете, мой астронавт! – Рука врача легла мне на затылок. Эта рука погладила мою голову так, как это делала Тайка, когда я стоял перед ней на коленях и целовал ее обнаженный живот, перенося прикосновения своих губ все ближе к области ее изумительного треугольника. - И вы должны наверстать упущенное в Ваших дальних странствиях по Космосу!
Вера Сергеевна сделала соответствующую паузу, достаточную для осмысления не только сказанного, но и логического предположения ее последствий.
- Не стесняйтесь! – Рука сжала мою некогда пышную шевелюру, теперь представляющую слой волос, плохо прикрывающий лысеющую макушку. - Вы можете начать с меня…
Начать то, что давно было забытым? Но если начать, то не здесь: врач – враг любого астронавта, даже уже вышедшего в отставку! Каждый из нас, вечных странников Космоса, боялся открыться по-настоящему, потому что твердо усвоил одно правило: не будь искренним перед врачом! Никогда! В судьбах астронавтов происходили такие вещи, которые лишь спустя длительное время, на лавке пенсионеров перед жилым домом, приобретают какой-то гротескный вид. Я еще не знал действующих астронавтов, которые бы охотно рассказывали о своих неожиданно приобретенных неземных свойств в далеких одиссеях.
На Меркурии я жил с Апполоном Греем из Великобритании, который после посещения одного из спутников Сатурна, мог запросто раздваиваться. Да, один и тот же человек делился на два! И было сначала жутко, когда за кружкой экопива я пил с одним Апполоном, а через мгновение, когда отводил взгляд в сторону, и возвращался к собеседнику, то его…их было уже два! А те ребята, которые могли копаться у себя в мозгах, словно чокнутые любители компьютерного железа, переставляя блоки и чипы в самых немыслимых сочетаниях! Или те, кто мог летать, а то и складываться в немыслимые фигуры, вплоть до бесконечно длинной и тонкой стены почти на молекулярном уровне? Некоторых из них все-таки увозили на Землю, чтобы держать десятилетиями в лабораториях, как диковинных тварей, других соблазняли бродячие цирковые труппы. А были ребята, которые накладывали на себя руки. Правда, иногда и приобретенные ими же свойства мешали элементарно покончить счеты с жизнью. Многие еще помнят негра Монблэка, который, вернувшись на Землю, решил прыгнуть со скалы в океан с камнем на шее. И, что вы думаете? Он не захлебнулся, его не сдавило толщей воды. Она просто вытолкнула его как пробку, словно он пришел окунуться в воды Мертвого моря! Единственное неудобство причинил ему тот камень, который наколотил его широкую грудь!
Вера Сергеевна стала раздеваться. Но я взял себя в руки. Через мгновение неожиданно упругий шаг уносил меня из кабинета врача.

Я пропустил две встречи с ней. Я не хотел видеть ее призывного тела и изучающего меня взгляда. Вера Сергеевна тоже не давала о себе знать. Именно это ненапоминание о себе возбудило интерес к ситуации. Я решил все расставить по своим местам и поэтому в третий понедельник готов был назавтра навестить своего врача. Но во вторник начала июля под утро меня вновь посетил тот же сон. И когда я проснулся, то не стал кокетничать перед приборами, а ушел из своей великолепной квартиры. Что-то в ней показалось мне ненормальным.
Я быстро спустился по почти непосещаемому запасному выходу и ноги понесли меня прочь из этого оазиса здоровья и благоденствия. Прошло, наверное, около часа быстрой ходьбы, когда я очнулся на поляне перед лесом. Очнулся, потому что увидел на фоне кряжистых дубов покачивающуюся на ветру одинокую березку.
Это было небольшое деревцо, еще удивительно как державшееся корнями среди высокой травы. Тоненькое дерево-подросток было похоже издали на девушку с укороченной, но пышной копной волос.
Кто сюда, в дубраву, занес семя инородного дерева, кто специально посадил саженец?
Я подошел к дереву с нежной белой корой и долго заворожено смотрел на него. А когда повернул голову в сторону Воскресенки, видневшейся издали, благодаря комплексу зданий, то услышал возмущенный шелест березки. Она была против смены моего интереса! Она, казалось, что-то возмущенно говорила, и это можно было понять каким-то необычным свойством, которого у меня не было. Я всегда утверждал, что мне повезло, что не «отмечен» Космосом. Даже из предпоследней командировки на один из астероидов, летящий на Меркурий, я вернулся здоровым, не смотря на то, что нам пришлось бороться с «сиренами», так мы называли странные голоса, донимавшие нас во сне. После этой экспедиции летавшую с нами геолога Альбину Кучму забрали на Землю. Ее «застукали» на способности …ощущать руками голографии. Так до самой пенсии я не слышал о ней ничего.
Словно подчиняясь призыву, я повернулся к березке и попытался посмотреть на эту встречу как бы ее глазами. Тоненькая, с небольшой кроной листьев, живая тем невидимым глазу движением древесного сока, которое не дает иссохнуть листьям и стволу, она отчаянно боролась с присутствием другого рода деревьев. И было в этом дереве что-то от просителя, застывшего в ожидании внимания к себе. Может быть, сходить за простой лопатой и пересадить ее ближе к ее сородичам?
Здрасте, как говорится, приехали! Пора писать лирические рассказы на тему психологии растительного мира! Не лучше ли обдумать свое психологическое состояние? Вот это нормальная для космолетчика мысль!
Вы знаете, нас, астронавтов, многому учили, да и сама практика делала нас настолько разносторонне подготовленными к любым неожиданностям, что каждый из нас мог, при определенном усердии, конечно, двинуть в одну из фундаментальных наук. Но я ударился в искусство. В своей квартире я оставил мольберт и кучу картин, навеянных мне путешествиями по миру Безмолвия и Вечной Черноты. Но были у меня неоконченные работы по психологии человека, изучавшего разные миры, куда меня забрасывала судьба. Я все-таки собирал материал по тем неожиданным свойствам, которые обнаруживались в моих товарищах при встречах с иными цивилизациями. Вероятно, это увлечение исходило из чувства вины перед своими товарищами, вины за то, что я вернулся здоровым.
И вот сейчас я вдруг страстно захотел, чтобы и меня не обделил Космос! Ведь не просто же в голову лезут мысли о «страдании» этого деревца! Если это не так, то вот дотронусь до этой березки, и все встанет на свои места! Не съест же она меня как те прожорливые древесные твари из созвездия Кассиопеи!
Я протянул руку к стволу дерева, все-таки опасаясь, что оно при моем прикосновении вздрогнет, но произошло нечто иное, но не менее неожиданное.
До самого ствола я так и не дотянулся, потому что не ощутил древесную шероховатость его коры. Нет, мои пальцы нащупали… тело стоящего передо мной человека, кожа которого была призывно теплой, полной жизни и желаний, причем стремительно захватывающих желаний! Ну, вот, будет о чем говорить на посиделках со стариками! Однако, это была последняя ироничная мысль, пришедшая мне в голову до тех пор, пока меня не нашли здесь!
Не осознавая до конца свои действия, я обхватил невидимое тело теперь уже двумя руками, и березка тотчас же приникла ко мне. Да, я видел, как ее ствол изогнулся, вероятно, повторяя изгиб ощущаемой телесной оболочки. Мало того, две тоненькие ветки обхватили меня самого страстно и торопливо так, что я почувствовал себя тоже в объятьях! Затем ощутил дыхание рта и к моим губам приникли невидимые мной девичьи губы! Такого сладостного поцелуя я давно не испытывал!
- Радость ты моя, Лев, мой дорогой!
Это был голос Таисии. И я возликовал, не обращая внимания на всю фантастичность обстановки!
- Ты, Тайка? Разве жива?
- Молчи! Я тебя так долго звала, мой милый!
И она приникла к моему рту своим, не давая возможности задавать вопросы. Нормальный человек должен, все-таки стараться понять, что с ним происходит! Должен дать отчет себе в ситуации, в которой он оказался! Таисия не могла быть живой, она, моя первая и последняя любовь, погибла в авиакатастрофе спустя месяц после окончания школы. Она летела в Москву поступать в Академию здоровья человека. Тогда кто принял облик березки? Не разыгрывает ли меня кто? Или, может, все еще я сплю?
Но Таисия, словно читая мои мысли, оторвалась от моего рта и успокаивающе зашептала:
- Не думай ни о чем, милый, как бы ни казалось все это невероятным! Я так давно тебя ждала! Я и не чаяла вновь увидеть тебя! Давай беречь время, отведенное нам для этого свидания! Да мне на тебя посмотреть!
И снова невидимые, но ощущаемые губы прижались ко мне. Я вспомнил молочный вкус ее рта. Это был вкус поцелуев с Тайкой!

На мне был легкий прогулочный костюм из майки и шорт. Неведомым мне образом, не выпуская меня из своих объятий, невидимая Таисия тысячью цепких лепестков освободила меня от одежды, и тогда я почувствовал прижавшееся ко мне горящее желанием тело! Да, это было тело Таисии!
Глубокая ложбинка позвоночника, которую я впервые ощутил, пригласив Тайку на танец на школьном вечере, была только ее! Великолепная грудь, упругостью напоминавшая баскетбольные мячи, которые Тайка весело и точно зашвыривала почти с середины поля в корзину, была ее! Ее ноги… Ее стройные длинные ноги! Я напором, не отдавая себе отчета, стал их раздвигать.
- Мне больно, но как хорошо! - Стонала Таисия. – Не останавливайся милый!
Ноги ее поддавались, но очень трудно, словно я разрывал какие-то путы. И когда Таисия неожиданно повисла у меня на шее, обхватив мои ягодицы своими ногами, я повалил ее на землю.
- Мне больно, - стонала и вторила Таисия, - но не останавливайся, я люблю тебя! Мне безумно хорошо…Я так долго ждала тебя…
Я уже не помню, сколько времени мы наслаждались друг другом. Все происходило в тумане, то рассеивающимся, то вновь опутывающим память об очень далеком моем прошлом! Я видел нас теми, кем мы были сорок три года назад, перед отлетом Таисии в Москву. В тот июльский день нашей последней встречи мы выехали на природу, и нашли подобную этой полянку. И весь день пролетел как одно мгновение! Только в одном разница: я любовался тогда телом девушки, а здесь я не видел а лишь чувствовал его…
А ведь самолеты столкнулись где-то недалеко от столицы…
Эта мысль окатила меня холодной водой. Почему я раньше не подумал о местонахождении Воскресенки, почему еще 43 года назад не приехал сюда, на место катастрофы, а поддался уговорам родителей Таисии не ездить с ними? Не напоминает ли о себе фантом девушки, оставшийся здесь меня дожидаться?
Но не это фантастическое предположение вернуло меня к нынешней действительности и заставило открыть глаза, а то, что я не почувствовал рядом тела Таисии.
Я вскочил, и при солнце, поднявшемся в зенит, увидел потрясающую по своей нелепости картину: я был обнажен, а рядом лежала сломанная березка! Ее тонкий ствол был изуверски отделен от нижней части, уходящей корнями в землю, словно какой-то варвар, пиная ногами в слепой ярости, добился разрыва именно здесь.
Я бросился к сломанному деревцу и легко поднял его на руки. Да, я еще ощутил человеческое тело, но невообразимо тонкое. И оно продолжало таять!
- Спасибо, - вдруг услышал вздох, исходящий где-то от кроны.
Я нащупал голову Таисии, точнее, маленькую головку ребенка. Я приложил к нему ухо.
- Я люблю тебя, милый, - шептала она мне.
- Что это, Таисия? Что происходит? Почему ты оказалась в этом деревце и становишься такой тонкой?
- Нам сильно повезло, - шепот был еле слышным, звук ее голоса уходил навсегда и безвозвратно, - может нам еще повезет, и мы встретимся в другом месте…Я люблю тебя, люблю…
И с этими последними ее словами я ощутил, что тела не стало, что держу лишь тонкое сломанное дерево с кроной уже поникших листьев.
Солнце шло своим путем. С ним играли легкие облака-дети, то накрывая светило, то убегая от него так стремительно, что, казалось, эта игра была не сама по себе, а под контролем взрослых воспитателей. Я видел окружающее только благодаря выработанному правилу все замечать. Но это делал не человек с гордым именем Лев, а астронавт Громов…


Посланные на поиск люди, обслуживающие оздоровительный комплекс, застали меня за очень странным занятием: я закончил сооружать узкую, но в рост человека могилу, которая лишь к кроне дерева была несколько шире, и оплакивал погребенную в ней свою любовь, приложив к лицу ладони с ободранными до крови пальцами и забитыми землей ногтями. Так, раскачивающегося в такт какой-то древней песне, под которую мы танцевали в школе, меня, обнаженного и обессилившего человека, подняли и повели под руки молчаливые люди, вероятно, видевшие и не такое.
На пути к монолету произошел незначительный эпизод. Когда один из сопровождавших меня, почувствовав мою способность самостоятельно передвигаться, отошел, я споткнулся обо что-то в очень высокой траве и упал бы, не поддержи меня оставшийся со мной санитар. Он отвел траву ногой и указал на возникший передо мной небольшой обелиск:
- Это камень в память о какой-то авиакатастрофе, произошедшей здесь очень давно, в прошлом веке.
- Не так уж и давно, - услышал я свой хриплый голос с интонацией обиженного человека, - это было всего лишь 43 года назад.
То, что нашлось подтверждение места гибели Таисии, меня успокоило, как и та мысль, что астероид Малышка, как называли мы, его посетители, наградил и меня кое-чем.
И подумал, что правильно сделал, что в могилу положил и вырытый мной до корней фрагмент ствола березки. Ведь кто-нибудь мог бы споткнуться и об этот, очень тоненький, пенечек и, вооружившись лопатой, вырвал бы часть моей памяти из земли. Я уже знал, что нельзя же хоронить память по частям!

Прошло полгода после той истории. В моей квартире живет врач Вера Сергеевна, женщина красивая и молодая. Да и я, поглядывая в зеркало, вижу, как стремительно уступает моя седина место ярким светлым волосам древнего молодого русича, как наливается силой молодости мое тело.
Вера смеется: «Если и дальше все пойдет такими темпами, то мне придется тебя нянчить и кормить грудью!» Но пока она кормит мои ненасытные руки своей грудью! Пока, потому что пошел обратный отсчет, предшествующий рождению нашего ребенка. И мы знаем, мы видели на экранах прибора его головку и, мизерное мужское достоинство.
- Будет астронавтом! – говорят знакомые, узнавая о будущем пополнении.
- Ни за что!
- Почему? Разве не Космос омоложает тебя?
- Не знаю, - развожу я руками.
И это совершенно искреннее незнание.
Лишь ночами иногда приходит частичный ответ на этот вопрос. Мне иногда снится сон, в котором я пью березовый сок. Древняя берестяная кружка наполнена им доверху и ее никто не держит.