Сначала были тосты, пожелания, то оживление, которое люди испытывают при встрече с теми, кто им дорог.
Дороти сидела в кругу своих друзей и тихо радовалась. Затем она взяла гитару, и зазвучал необыкновенно красивый романс на пустяшную, казалось, тему: «Я сказал тебе не те слова».
Мы восторженно встретили эту песню.
- Она из какого-то старого кинофильма, - сказала Дороти. И вдруг неожиданно спросила. – Вы давно знаете меня друзья. Но никто из вас так и не захотел узнать, почему меня так называют?
Мы переглянулись. Неожиданный поворот. Каждый из нас в душе не раз задавался этим вопросом. Но спросить об этом обожаемую нами женщину казалось, нет, было преступлением! Это было табу людей, которые вместе общаются, но умеют ценить тайны других. Нам хотелось…
- Я знаю, почему вы молчите, - сказала Дороти. – Вы хотите жить рядом с тайной, это так возбуждает… Ах, это ожидание! Мы всю жизнь чего-то ждем, надеясь на свершение необыкновенно важного и решающего события. А мое произошло до моего рождения. Рассказать вам о нем?
- Ну, конечно, - сказал за всех я, - мы ждали, когда ты сама заговоришь о тайне твоего имени.
- Какие вы смешные, - улыбнулась обожаемая нами женщина. – Тогда я вас угощу приготовленным мною глинтвейном. И объявлю, с кем сегодня останусь на ночь.
Ах, эта Дороти! Вот уже много лет подряд мы составляем дружную компанию мужчин, которых она выбирает себе на ночь. Но у нее очень странные условия любви на ночь. Мне удалось оставаться здесь пять раз и каждую ночь я помню, как некое чудо. После того, как все уходили, Дороти выключала свет в комнате и уходила. Моя задача была привести себя в полный порядок. Это значит, принять душ, тщательно побриться, выпить небольшую рюмку коньяка, оставленную в ванной, закурить душистую гаванскую сигару, выйти, выключив за собой свет и ждать, покуривая сигару. И вот в темноте появляется слегка обозначенной фосфорной краской платье. И нельзя пропустить этот момент, иначе включается яркий свет и одетая в то же вечернее платье Дороти приглашает отужинать и затем приходит за тобой такси. Геннадий и Виктор испытали это на себе, и они имеют по два предупреждения. Еще по разу такого прокола, и им будет заказан путь в этот клуб. Я и двое моих друзей Александр и Владимир оказались внимательными. У нас нет замечаний.
Да много лет назад мы собрались в таком вот составе, и Дороти предложила нам такую игру. На первый взгляд она показалась несколько шокирующей, но мы быстро привыкли к ней и стали гордиться обладанием столь великолепной женщиной, как Дороти.
На подобных приемах никого в ее двухуровневой квартире в доме, обозначающем центр города, не было. Все делала только сама Дороти. Вот и сейчас она принесла горячее вино. Оно возбуждало нас.
- Сначала по одному глотку, - сказала Дороти. – Моя мама была очень заядлой читательницей, и не было, наверное, книги в мире, которую бы она не прочитала. Художественной книги, разумеется. Но больше всего ей нравились романы Дороти Ли Сэйерс, английской писательницы, подруги Агаты Кристи. Нет сомнения, они обе соревновались в создании прекрасных произведений, но их не издавали в Советском Союзе. И мама читала книги на языке писательниц. Она, как и Дороти владела французским, немецким и итальянскими языками, если не говорить об английском и, конечно, о русском. Моя мама происходила из семьи офицера русского флота, но ее папа был из древнего английского дворянского рода. Почему-то власть и военное ведомство СССР допускало присутствие англичан в военно-морском флоте. Если знаете, то подобная история у киноактрисы Варлей… Однажды мама написала письмо в Англию. И, как это ни странно, ее письмо дошло, как и ответ от Дороти Сэйерс. Писательница ответила ласково и посоветовала маме прийти в посольство Великобритании.
Это было отважное путешествие в те времена. Но опять, казалось, все обошлось благополучно, и маме вручили новую книгу Дороти.
Ах, как она радовалась! Конечно, мама сразу же начала читать роман. Но не успела и взяла книгу на работу, в библиотеку нашего района. Но неожиданно нагрянула какая-то комиссия и изъяла совершенно зарубежную, не прочитанную цензорами книгу. Тогда и узнали о посещении мамой посольства, а там выяснилась и переписка мамы с зарубежной гражданкой Сэйерс. Одним словом, маму выгнали с работы.
Мы жили с мамой одни. Папы к моменту моего рождения не было, он погиб в одном из походов к берегам Соединенных Штатов. После увольнения мама совсем растерялась. Однако, опять же, неведомым путем писательница узнала о таком конфузе и написала письмо в министерство культуры СССР. Это было в год смерти самой Сэйерс. Да, друзья, мне очень много лет!
Дороти замолчала. Она потребовала вновь пригубить вина, которое уже остыло и имело другой вкус.
- Когда умерла эта самая Сэйерс? - спросил Геннадий.
- В 1957 году…
Мы обомлели. На календаре стоял 2007 год. Еще не известно, сколько было в тот год нашей Дороти.
- И маме вернули работу. И тогда мама повела меня в ЗАГС и потребовала изменить мое имя. Вот и вся история.
Дороти улыбалась всем и каждому в отдельности.
- Допивайте, друзья мои, уже поздно. Игорь, - это мне, - останьтесь.
Все поднялись недоумевая. Сам внешний цветущий вид хозяйки, ночи, которые мы проводили с ней, никак не вязались с навязываемым нам представлением о ее возрасте.
- Прощай друг, - сказал мне на прощанье Геннадий, он выходил последним, - утешь старушку…
Дороти в одно мгновенье оказалась рядом и влепила ему пощечину.
Так шестидесятилетние женщины не бегают. Что-то здесь было не то.
- А как тебя звали раньше? – спросил я. Мне надо было о многом подумать, и этот вопрос помогал мне в этом.
- Зиной, - ответила Дороти, - да, меня звали Зиночкой! Подумать только, я Зинаида Альбертовна!
- Но зачем мама это сделала?
- Я могу только догадываться. Но, время, Игорь. Ты не раздумал лечь в кровать к старушке?
- Мне всегда было с тобой удивительно хорошо, - искренне сказал я, - но здесь что-то не то.
- Тайна… Она делает нас азартными, она будоражит наши мысли, обостряет чувство поиска…
Свет погас.
- Наверное, наш союз шести распался, - сказал я. – Скажи, что это так.
Но Дороти ничего не ответила.
Дорогу в ванную я нашел сразу. Это было семь шагов, из них три до двери, прямо, и налево – четыре.
Под душем мне пришла мысль, что Дороти нас разыграла. Она рассказала сказку, она выглядела на тридцать, а если говорить о том, каким было ее тело в объятиях, то мысль была о двадцати годах. Упругая девичья грудь, крутые бедра, темперамент… Нет, нет, Дороти все насочиняла! Но зачем? Вероятно, я был прав, сказав, что наш союз распался, и отныне я стал постояльцем этой кровати.
Мои губы стали насвистывать какую-то веселую мелодию. Вытираясь полотенцем у зеркала, я посмотрел на себя. Прекрасный вид! Мускулистое тело, ясный взгляд, темные волосы…
Полотенце упало. Я нагнулся, а когда поднял его и снова взглянул в зеркало, то оказался под таким углом, что увидел себя в противоположном зеркальце. В этой череде зеркал стояло множество мужчин, и самый дальний из них был старик. Какая-то тревога закралась в моем сердце. Я никак не мог вспомнить, где встретил остальных четверых, как мы оказались все вместе здесь. Мы выходили из квартиры Дороти и… Я еще ни разу не ездил в такси!
Нет, не могу вспомнить, куда я затем шел!
Странные мысли. Я никогда ни о чем не думал, оказываясь здесь. Почему сегодня так все складывается, что я начинаю думать о логике своего существования?
Но вот взгляд мой упал на рюмку с коньяком. Я опрокинул ее, закурил сигару, и все встало на свои места.
Выйдя из ванной, предварительно потушив свет, я заметил мерцание фосфора и пошел за ним вслед. Оно привело меня в спальню. Мерцание оказалось на кровати, затем платье сделало дугу – хозяйка швырнула его великолепным мощным броском, в котором ощущалось нетерпение, и я устремился к той, которая давала незабываемые ощущения. Наши тела сплелись, наши губы сомкнулись, и влажный теплый язык женщины проник в мой рот, возбуждая нёбо своим острым концом, выплясывая на нем немыслимый эротический танец.
Мы долго ласкали друг друга, доводя каждое прикосновение до неимоверной истомы. Дороти умела так заводить, что становилось кощунственным сразу же проникать в нее. Этому было свое время и оно, наконец, приходило, превращая меня в неистовый автомат, который ускорял свои движения до невозможной для человека частоты. Но это было, и оно достигало апогея, после которого тьма, окружающая нас, становилась в тысячу раз темней.
Яркий свет, ярчайший свет!
И тотчас же темнота, в которой я почувствовал себя замурованным навечно.
***
Группа людей открыла скрипучую дверь семейного склепа.
- Ох, как здесь душно! – воскликнула Жанна Евгеньевна. Она возглавила комиссию по осмотру кладбища. Это был последний склеп, после которого кладбище можно будет сносить.
- Отойдите от двери, я что то вижу! Господи, здесь нарушенное захоронение и целых шесть скелетов! Они лежат вразброс, но двое, явно мужской и женский так плотно прижаты друг к другу, словно Сиамские близнецы! Кто мог проникнуть и потревожить этих людей? Впрочем, явно, что ухода за этим склепом нет. Подпишем протокол и пустим все под бульдозер! Живым надо жить на этом месте!