Можно ли бомжевать в благоустроенной квартире, когда любящая супруга разбирает постель, пахнущую морозной свежестью «ариэля», когда в холодильнике лежит тот набор продуктов, который не позволит развиться палочке Коха?
«Можно! Можно бомжевать по времени!» - уверенно сказал самому себе Аркадий, потому что на другой чаше весов его раздумий разместился вопрос: «Сколько ему, Аркадию Мамонтову, на самом деле лет?»
«Черт побери! Сколько же мне лет?»
Аркадий остановился. Улицы города были непривлекательными поздней осенью: серыми и скучными. А ведь было время, когда Мамонтов не мог надышаться воздухом этого крупного российского города и весной, под звуки ручейков тающего снега, и в сильные летние дожди, когда асфальт покрывался потоками воды, но хотелось идти по ним по щиколотку, не обращая внимания на то, что сандалии вот-вот развалятся, и придется идти домой босиком. И осенью из окна общежития, он с восторгом смотрел на золото листьев, стекающее с деревьев на землю. И зимой он выманивал жену и дочку в близлежащий парк, чтобы забросать их снежками, вывалять в сугробах снега, не замечая, что тот успел стать серым, грязным, лежащими на корочке из кристаллов, составлявших «сезонные» кольца многоразового оттаивания и смерзания снега. Его удивление прелестями урбанизации в центре России никак не могли понять новые знакомые, люди далеко не бестолковые и понимающие красоту. А он отвечал: «Ну, как вы не можете взять в толк, что я приехал из Средней Азии, там такого нет!»
На нем был пуховик китайского производства, купленный по дешевке на Кировском рынке, шапка из кролика, проданная в метро, ботинки уродливой формы, предложенными в благотворительном обувном магазине, где надо было заполнять при покупке какую-то квитанцию. Ну и еще были широкие брюки из толстого грубого сукна, которые тоже были дешевы и куплены при настойчивом нажиме Динары, жены, привезенной им из Ташкента. Она метиска от украинки и узбека, безумно красивая восточной красотой женщина, была по характеру очень практичной, выторговав у грузина-продавца эти брюки.
Мамонтов возвращался из регистрационной палаты, где, наконец, были узаконены его права на ту теплую, из кирпича, с центральным отоплением квартиру. Таким образом, он стал полноправным гражданином Российской Федерации, владельцем жены, которая работала в службе занятости населения, дочки, которая училась в русской школе и ходила в хореографическую школу при театре оперы и балета. Дочка была поздней, потому что и Аркадий женился на Динаре, когда ему было…
А сейчас он сам оказался никем, потому что уже долго был безработным и не знал, сколько ему лет. Да и не хотел знать! Ведь совсем недавно он предъявлял в палате паспорт, но и мысли у него не было остановиться взглядом на строчке, где был прописан год его рождения. И это был бзик, а может быть, внутренний бунт! Да, он ежегодно отмечал, правда, скромно, дни рождения. Даже был его, Мамонтова, юбилей, но то ли ему исполнилось 50, а может и 60, хотя сослуживцы по прежней работе говорили что-то о сорока, а одна из женщин сказала, что Аркадий выглядит на все 30 - в сознании лишь закрепилось знание о некоем усредненном десятилетии…
Ночью он пожаловался Динаре об этом своем сумасшествии. Она спала, как всегда тихо, разыскав под его подмышкой скромный уголок. Аркадий открыл глаза, словно кто-то толкнул его под бок, и спросил в темноте:
- Скажи, ты знаешь, сколько мне лет?
- Скажу, - тотчас же ответила жена, будто и не спала, - тебе…
- Стоп, не надо! Ты лучше скажи, почему я не помню своего возраста?
- Ты устал, - сказала Динара, которая однажды на Безыменском рынке резко ответила продавцу-узбеку, спросившего, джаляп[1][1] она или скоро ею станет? Он стоял за прилавком, наваленными урюком, грецкими орехами, изюмом, почесывая восставший обрезанный отросток, упиравшийся в его грязные брюки. Динара резко ответила, что он сам дважды джаляп. - У тебя два года нет работы, и тебя никто не печатает…
- Но я люблю жизнь!
- А я тебя, мой хозяин, но ты в глубокой депрессии.
Динара прильнула к мужу и стала осыпать лицо Аркадия поцелуями. Раньше, в Ташкенте, она никогда так не делала, потому что отец-мусульманин говорил, что такое обращение с мужчиной – грех.
Но он не ответил на ее ласки, он хотел знать, сколько ему лет, сколько он прожил на той земле, сколько ему еще осталось жить? Но только не по паспорту, а душой.
Кому польза от паспорта? Кто еще в этом мире поинтересуется, каково ему жить без родины? Хоть с какой буквы! Кинула его родина, будто они были в бегах из зоны, взяла и убежала, оставив ему, корешу по отсидке, лохмотья воспоминаний о друзьях, первой любви, могилах родителей, искренних соболезнований «чурок», которые все в их дворах пришли на похороны отца, а после - матери.
Все рухнуло, потому что те, кто решал судьбу СССР, были бестолковы и безродны, рассчитывали на ту вечность, в течение которой они будут богаты и любимы врагами их великой Отчизны.
Он попытался уснуть, погасив «грех» своей жены, беспокоясь о судьбе дочки, у которой проявляются очень и даже очень восточные черты, и ее могут в любой момент, как «чурку», забить бейсбольными палками ребята из подворотен, ребята, воспитанные на кухнях, в мыслях о том, что они единственные и настоящие русские, а остальное – не понятно, откуда взявшееся быдло!
Наутро, словно по расписанию, он снова отправился на поиски работы. Динара в своей службе занятости предлагала какие-то вакансии, но они были унизительными для человека, прекрасно разбирающегося в тонкостях журналистики. Он работал в республиканском телеграфном агентстве, здоровался в свое время за руку с министрами Узбекистана, было, несколько раз, - с самим Рашидовым и нынешним руководителем страны Каримовым. А здесь предлагают работать в многотиражках…
Аркадий купил городскую газету и стал смотреть в колонке объявлений о работе. Но для него ничего не было. Он хотел выбросить газету, но взгляд зацепился за слова «…возвращаю радость жизни…». Это было объявление некоего доктора Дроздова:
«Для тех, кто угнетен жизнью, потерял к ней интерес и находится в постоянной депрессии, предлагаю лечение. Достаточно одного сеанса, и вы обретете вкус к жизни, станете полноправным членом своей семьи, трудового коллектива, общества. Я жду вас!»
И далее шел адрес. Оказалось, не так уж и далеко от места, где находился Мамонтов.
Но не эта близость к доктору зацепила Аркадия, а то, что он был поражен явной, неприкрытой ложью, беззастенчивым надувательством. Ясно, что работу этот доктор не даст, но в нем на миг проснулось ощущение той жизни, в которой людям вешают на уши лапшу! И Мамонтов, не спеша, рассчитывая подойти к часам десяти, направился по адресу.
Это был район в районе завода имени Масленникова, построенный среди тупиковых улиц, упиравшихся в цеха. Лифт был современным, со стеклянным обзором вида Волги. На двери квартиры 16 Аркадий увидел латунную табличку: «В.А. Дроздов, доктор технических наук. « Хоспис для мертвых».
Вот так все просто и без особых изысков! Осталось только нажать на кнопку звонка. Однако дверь открылась, будто его ждали, высматривая в глазок. Перед Мамонтовым предстал мужчина лет шестидесяти в пиджачной паре с современным галстуком. Он сделал широкий приглашающий жест:
- Проходите. Разуваться не обязательно.
- Я то пройду, - пообещал Аркадий, - я, собственно, не на сеанс, а посмотреть на знахаря, который обещает воскрешение Лазаря[2][2]. Да, но вот только что прочитал, что здесь хоспис для мертвых. Вычурно это и вызывающе! Да еще, разумеется, сдерете по полной программе.
Доктор улыбался, но ничего не ответил. Он лишь отступил, чтобы дать возможность посетителю пройти в квартиру.
Аркадий тщательно вытер о коврик ботинки, стесняясь их уродливого вида, стал снимать с себя верхнюю одежду.
- Не так давно, - продолжал он свои обличения, - возил жену к кандидату наук в больницу, нового та ничего не сказала, а содрала пятьсот рублей за бумажку с рецептом…
- Проходите в комнату, в ту, стеклянную дверь, - указал доктор рукой, будто не слыша сварливую речь Аркадия. – Я - Василий Андреевич.
- А я сейчас скажу, кто я, - не остыв, очень сердито буркнул Мамонтов.
В комнате было светло и от окна, и от яркого освещения потолочными лампами. Ничего подобного на врачебный кабинет здесь не было похоже. Две тахты, между которыми стоял журнальный столик. И все.
- Присаживайтесь, - любезно предложил Дроздов. – Куда хотите…
Аркадий сел, выбрав тахту, что была ближе к окну.
- Итак, у вас проблемы. Можете даже не называться.
- Нет уж, назовусь! Я безработный журналист Мамонтов. Зовут меня Аркадием.
- Сколько вам лет? – участливо спросил доктор.
- В самую точку! Хотел бы я знать сам, сколько! Да и какое это имеет значение!
- Да, вы правы, будем считать, что вы достаточно пожили на этом свете, и растратили данный вам запас чувств.
- Зато у вас полный комплект чувств! – съязвил Аркадий. – Наверное, еще Ваш дедушка занимался колдовством?
- А не хотите ли немного выпить? – неожиданно предложил доктор.
Он встал, вышел из кабинета и вскоре вернулся с двумя рюмками и бутылкой дорогого коньяка на подносе, ну, точь-в-точь официант!
- Я с утра не пью, но если вы не внесете за выпивку мне в счет, то, пожалуй, опрокину.
- В Ваш счет не будет внесено, - улыбнулся сосед, он, казалось, совершенно игнорировал настроение посетителя, - для меня важен результат, а насчет денег мы договоримся, это не проблема.
Мужчины опрокинули по стопке. Коньяк был хорош и не требовал закуски.
Аркадий не потерял нити разговора:
- Так в чем, по-вашему, проблема современного человека?
- В том, что у него быстро теряется чувствительность к жизни, как в вашем случае. Не в анатомическом смысле, а происходит притупление ощущений, потеря их остроты. Это и есть первичная смерть человека, который становится, так сказать, живым трупом.
- Согласен, - Мамонтов сменил вызывающий тон на более спокойный, предполагающий интересный разговор, может и спор. - Многие живые есть таковые, хотя на автомате двигаются ради каких-то своих потребностей. Я недавно перечитал «Живой труп» Льва Толстого…
- Это название абстрактно в том смысле, что герой произведения, застреливший себя, был живым, и более живым, чем окружающие его люди… По настоящему надо было назвать произведение «Среди живых трупов».
- Вы знаток литературы? Как мастерски сжали рецензию!
- Рецензировать классиков? – усмехнулся доктор. - Увольте, я же не школьник, а создатель хосписа мертвых.
- Вы врач?
- Нет, я программист, инженер… человеческих душ.
Все-таки он литератор, решил Андрей:
- Пишите страшилки…
- Ну что вы, опять про литературу? Какой из меня писатель! Вы знаете, что такое хоспис?
- Читал в прессе про опыты за границей, когда безнадежно больным делают инъекцию, что бы помочь им умереть без боли и мучений.
- Так вот, вы знаете лишь только об одной стороне предназначения подобных заведений, - ответил Василий Андреевич. - А ведь главное, для чего они создаются - это дать больному человеку возможность побыть в атмосфере любви и заботы. Вот я и подумал, почему бы не помочь людям, потерявшим способность чувствовать, обрести на пороге их физической (ведь теряют чувствительность старые люди) смерти ту радость жизни юного человека, которая дарит остроту первой любви?
У Аркадия совершенно неожиданно вырвалось:
- Я бы дорого отдал за эту возможность!
- Верно, люди много отдают за это.
Мамонтов посмотрел на своего собеседника, оценивая его одежду, носящую признаки утонченного режима жизни: один только костюм был из натуральнейшей ткани. На руке - швейцарские механические часы. Еще чуть затемненные плюсовые очки. Кожа лица свидетельствовала о высоком качестве питания, которое принимается очень дозировано. Одним словом, эстет бытия, имеющий для этого необходимые средства.
Таких людей в России стало сразу очень много. Они не сеют, не пашут, а доход их не покидает. Вероятно, Дроздов относится к тем «врачевателям», которые нещадно эксплуатируют потребность людей быть вечно здоровыми, молодыми и счастливыми. Но, как правило, их косметические операции лишь разоряют кошельки жертв, внешность которых представляет маску, которая быстро портится, а лицо после этого становится еще страшнее. Такова плата за попытку обмануть природу.
А уж если говорить о знахарях, то и их способы связаны с нарушением равновесия в мире ощущений человека. Легкий гипноз, и тот на крыльях летит домой, а на своей территории к нему приходит прозрение, в котором большинство несчастных так и не находят сил признаться. Вампиры же богатеют…
Похоже, все эти мысли были плохо упакованы, и Дроздов легко прочитал их.
- Я, повторяю, не возьму с вас ни копейки, ну а позже, мы, все-таки, рассчитаемся.
- Когда это позже?
- Когда станете работать, появятся деньги, да и вы сами найдете меня…
- Хорошо, этот вариант меня устраивает. Все равно делать нечего! Валяйте! Но, скажите, это связано с приемом каких-то лекарств или реагентов для ваших скрытых приборов?
Дроздов встал, чтобы закрыть шторами окно.
- Только одна пилюля. Я называю ее Радостью Жизни.
- Наркотик?
- Нет, стимулятор. Эта пилюля, делает возможной резонансную податливость вашего организма… Одним словом, мы состоим из жидкости, которая присутствует во всех наших органах. – Дроздов показал рукой на потолок. - Над нами находится небольшой прибор, который вызывает резонанс организма в таком режиме, который позволит очистить чувственные наслоения прошлого…
Окно уже было плотно закрыто.
- Сидите и не вставайте, - Дроздов подал посетителю небольшую гранулированную таблетку, - я просто выключу освещение.
- Подождите, - вскочил Аркадий со своего места. – Вы сотрете память о моей прошлой жизни?
- Я обновлю ее, без ущерба…
Свет погас.
Говорят, что мгновения перед смертью или в момент таковой становятся вечностью. В книгах или фильмах в сознании умирающего человека проносится вся его жизнь, самые памятные ее события. Творческий метод. Всего лишь прием.
Тот провал в темноту напомнил Аркадию сон из его детства. Это был сон в самое жаркое время дня, когда среднеазиатское солнце раскалило крыши домов, камни, расплавило асфальт дорог и тротуаров и еще… души людей. В затемненной ставнями комнате он провалился в темноту, и понесся в ней по спирали. Мальчику стало плохо, он не любил верчения. И вдруг Аркашка вырывался в светлый круг и закричал. Мать, лежащая рядом, проснулась и стала успокаивать его…
- Вот и все закончилось, - говорит Дроздов.
Мамонтов посмотрел на незнакомого человека с удивлением. Что он здесь делает?
- Как я сюда попал? Кто вы?
- Вам стало плохо на улице, и я привел к себе, - ответил мужчина. Взгляд у него был сочувствующий, добрый, и Аркадий успокоился.
- Спасибо.
Он с чувством пожал руку человеку, помогшему ему.
- У вас здесь хорошо, - сказал он. – Как вас зовут?
Дроздов представился.
- Мы с вами пили? – спросил Аркадий, он увидел бутылку коньяка.
- Да, вы потеряли сознание… Но сейчас вам можно еще одну рюмку. Она вас поднимет.
Они выпили.
- Восхитительный напиток! – с чувством сказал Аркадий. В нем всколыхнулись прежние чувства. Главное, это забота о жене. Он посмотрел на телефон в кабинете.
- Звоните, - тотчас же предложил Дроздов.
- Дина, - сказал Мамонтов с радостной улыбкой узнавания имени жены, - это я. Понимаешь, здесь со мной…
- Аркаша, - ответила жена, - приезжай, здесь поступила хорошая вакансия. Не пожалеешь. Нет, лучше ты сразу же позвони в издательство. Я никому не предложу это место! Вот телефон…
Мамонтов позвонил, и ему предложили тотчас же прибыть в здание по улице Ерошевского. Он знал, что по этому адресу было много разных редакций…
С небольшой цветной фотографии паспорта на Аркадия смотрел человек, полный надежд. Да, он получил новый паспорт. А вот и дата рождения. Мамонтов знал, что ему всего 52 года! Он ведущий журналист нового еженедельника «Время надежд». Его часто приглашают в качестве эксперта на телепередачи.
Он говорил себе, что судьба улыбнулась ему: обрел родину, которая называлась Россией. Она была еще не совсем красивой по своему новому устройству, еще болеющей от прошлого, еще недостаточно сильной, чтобы стукнуть по столу переговоров и гордо встать, зная, что за ней необыкновенная мощь, данная Богом! Много было в ней еще недоделанным, ведь она выбиралась из омертвления, словно оживший труп из больничного морга.
И это ощущение возрождения Мамонтов воспринимал как свое личное. В течение последних лет он не мог понять, в чем дело, пока неожиданно не увидел из окна своей машины человека, медленно идущего по улице. И Аркадий вспомнил все. Он быстро припарковал иномарку, и побежал вслед за тем человеком. Наконец он догнал Дроздова. Тот обернулся и улыбнулся встрече:
- Я же говорил, что мы с вами встретимся. А мне как раз немного нужно денег. Я хочу усовершенствовать резонатор чувств.
Они расстались, когда Мамонтов подвез Василия Андреевича к его дому.
- Следите за своими чувствами, - сказал на прощание инженер. – Тогда я буду никому не нужен…
«Никому не нужен», - повторил мысленно Мамонтов, и пришел к горькому выводу, что это российская формула гениев.
Самара 2007
[1][1] Проститутка (узб.) – прим. Автора.
[2][2] Евангелистический персонаж, воскрешенный Иисусом Христом.
Комментарии