РЕШЕТО - независимый литературный портал
Вольдевей / Художественная

А где у стен уши?

309 просмотров

Странная у людей привычка - отождествлять неживое с собой - Первый пассажир троллейбуса Я думаю, мы переносим на неживое свои чувства - Второй пассажир Да ну вас, хреновые философы! Нате на пузырь - Женщина с кошелками
Две машинки были из дерева. И обе их смастерил дядя Семен. Он отдал их Алешке, когда тому исполнилось пять лет. Одна поделка была автобус, с широкими боками и узким носом. Машина была красной, как пожарная. Но восхищенный малыш воскликнул:
- Как собака!
Другая была полуторкой, с кузовом, в которой могли влезть несколько спичечных коробков. Она была зеленого цвета.
- Крокодил!
- Как так? – поразился дядя Семен. - А крокодила видел?
- Да, да, на картинке в книжке про муху Цекатуху.
- Я сдаюсь, - поднял руки дядя Семен и подмигнул маме, стоящей рядом с сыном, - отметим день рождения?
- Приходи к шести вечера.
До вечера Алешка играл на подоконнике. Тот был такой широкий, что мог вместить многих мальчиков. Иногда Алешка уставал возиться. Один раз автобус свалился на пол.
- Авария…
Алешка спрыгнул и по табуретке снова залез. Но уже внимание его переключилось на улицу. Там ходили люди, но так, будто что-то вдруг потеряли. Они встречались друг с другом, о чем-то говорили. Немного. Женщины оглядывались. Мужчины растерянно разводили руками. И слышно было: «Надо же такое?».
Не успел мальчик вновь приступить к маневрам машин, как в комнату вошла мать, тут же прибежала сестра Аленка, бросив свой портфель в угол за кадку со швейной машинкой. Так она делала, когда приходила в день перед каникулами.
Аленка закричала:
- Сталин враг! Алешка, ты помнишь Сталина?
Алешка не знал Сталина. Или забыл, кто такой, ведь у него появились машины!
- Ну, того, дядьку с усами?
- Аля, прекрати, - в ужасе зашептала мать.
- Тупой ты, братец, - не отставала сестра. – Его в кино показывали на Мавзолее Ленина? И он, оказывается, враг народа!
- Аля, что ты кричишь? Люди услышат! - снова зашептала мама.
Она подбежала к дочери и закрыла ладонью ей рот. Не сильно.
В это время в дверь постучали.
- Войдите!
В комнату вошло трое человек. Это был сам директор школы Антон Степанович, классная руководительница Аленкиного класса Серафима Викторовна и женщина, из тех, в которых всегда можно узнать активистку-общественницу. У нее был жесткий взгляд ревизора нравственности.
Мама держала Аленку около себя с зажатым ртом.
- Поздно, - сказал, входя, директор школы.
- Что поздно, Антон Степанович? – с ужасом в голосе спросила мама.
- Поздно рот ей зажали, Альбина Сергеевна, - сказал директор.
- Ей бы руки еще надо привязать, - с вызовом вставила свое слово общественница.
Серафима Викторовна с укоризной смотрела на Аленку. Но Алешке показалось, что и в глазах строгого дяди, и в сжатых губах тетеньки, которую он знал, как учительницу Аленки, что-то дрожало.
- Что же ты такого натворила, дочка? – спросила мама. Она оторвала от себя Аленку и поставила ее перед собой. Затем присела на колени и стала смотреть в лицо дочери.
- Она разбила в классе портрет, - сказала общественница.
- Как? Он же высоко, над самой классной доской?
Мама недоумевала. Аленке уже было восемь лет. Она была опрятной и чистой девочкой. Мама плотно укладывала ее волосы в косы, и дочь выглядела в форменном платье и черном фартуке ученицей с картинки в букваре.
Аленка держалась так, словно ничего не произошло.
- Ты что, залезла на стол и ударила по портрету? – спросила мама дочь, а после подняла лицо к гостям. Они готовы были стоять долго. Да и сесть здесь кроме одного стула и кровати было некуда. – А чья там была фотография? Пушкина?
- Сталина, милочка, там был портрет самого Иосифа Виссарионовича! – воскликнула общественница. – И твоя дочь бросила в него камень!
Лешка видел, как мама застыла. Так превращаются в сказках люди в каменные глыбы. Это рассказывала Аленка.
- Не может быть? За что?
- Разве вы не слышали радио? – спросила, наконец, учительница.
- Да когда мне слушать? Я готовила праздничный обед. У Лешки сегодня день рождения.
- В Москве прошел съезд, - сказал директор, он косо посмотрел на общественницу, - на котором был развенчан культ Сталина, но бить портреты…
- Еще не было команды снимать портреты! – сказала общественница.
- Наверное, будет… - робко предположила классная руководительница.
- Вот когда будет, тогда и начнете снимать! – жестко сказала общественница.
- Ульяна Максимовна, - спросил ее директор, - вы член партии?
- А почему такой вопрос? – подбоченилась общественница.
- Это линия партии. Какое имеете вы отношение к партии?
- У меня муж член партии с 1936 года.
- А вы?
- Я была комсомолкой… И что это, допрос?
- Это вы устраиваете нам нечто… Почему вмешиваетесь в линию партии? Я вас спрашиваю?
И здесь общественница сникла. Она тотчас же потеряла всю свою воинственность.
- Идите по своим делам, дорогая вы наша Ульяна Максимовна, идите. А мы взыщем с семьи Петраковых за разбитый портрет.
Как только дверь за общественницей закрылась, Серафима Викторовна улыбнулась.
- Господи, - сказала она, - сколько в нас этой непримиримости и…
- Полноте, Серафима Викторовна, - дотронулся до нее директор. – Что же ты Аленка, поспешила?
- Вы садитесь, - сказала мама, - мы поговорим… Сколько стоит портрет?
- 25 рублей!
- У меня нет таких денег. Вот все на день рождения Лешки потратила.
- Мы составим акт, что девочка бросила камень нечаянно. – Сказала учительница. – Правда, Антон Степанович? Да и не камень это был, а чернильница. Пустая чернильница! Так же, Алена?
- Нет, я нашла этот камень в кадке с фикусом, который стоит в коридоре.
Директор школы спросил:
- Ты специально стала искать камень, чтобы разбить портрет? И почему ты решила бросить? Сталин, - Антон Степанович оглянулся на окно, а затем на дверь, - тебе сделал что-то плохое?
- Он сделал это другим, - ответила Алена.
- Откуда ты это знаешь?
- Я была в учительской, а все слушали радио.
Директор и учительница переглянулись.
- И ты решила, что надо бить стекло?
- Да, за ним был враг народа!
- Но ведь…
Антон Степанович снова оглянулся и тихо, еле слышно спросил:
- Ну, почему?
- Мой папа воевал, он шел в бой и кричал, что идет за Сталина! Так мне бабушка рассказывала. А папу убили, прямо перед Берлином…
- Как убили? - соскочил с подоконника Алешка. – Мне бабушка говорила, что он живой, но в командировке… Я не хочу, чтобы его убивали!
- Идите сюда дети.
Мама обняла дочь и сына, прижав к себе.
- Вы меня извините, они же от разных…
- Мы понимаем, понимаем, Альбина Сергеевна, это же дети… - Серафима Викторовна стала гладить мальчика и девочку по голове. – Сколько же вам пришлось вынести? Сколько всем нам досталось горя?!
- Да, мы пойдем! – директор поднялся. – Мы пойдем.
- А как же портрет?
- Что? А, бросьте, вот вам 25 рублей.
Антон Степанович протянул маме деньги.
- Берите, но… мы создадим комиссию. А это Лешке на подарок в день рождения. Только тихо, не надо пока кричать. Договорились?
- Спасибо. Может, останетесь, я немного гостей позвала, - сказала мама.
- Нет, мы пойдем. Да и как я у своих школьников буду в гостях? – спросил Антон Степанович. – Не поймут… Правда, Серафима Викторовна?
- Сегодня не поймут, - согласилась учительница.
Они ушли.
Мама и дети остались втроем.
- Алена, ну почему ты так?
- Ты всегда говорила, что папа был всегда самым справедливым на земле! Я тоже хочу быть справедливой! Сталин…
- Та тише ты, дочка, тише, ради Бога! Услышат же!
- Кто, мам, услышит?
- Стены услышат…
День рождения прошел скромно. Дядя Семен, сестра мамы и ее дочка, соседка с мужем и их дочка – вот и вся компания. Пели песни. Мама всегда запевала своим переливчатым сильным голосом, в котором угадывалась постановка волжских цыган. Когда-то проходил мимо деревни табор, да и уговорил цыган бабушку Алешки и Аленки показать ему сеновал…
Когда все разошлись, мама легла рядом. Аленка не проснулась, а Алешка спросил:
- Мам, покажи мне уши.
- Зачем, я устала.
- Ну, покажи.
- Смотри, - мама подняла прядь темных волос…
- Да нет же, не твои! Где у стен уши?
- Горе ты мое, - сказала мама, - спи, мой именник. Спи…
Теги:
09 June 2009

Немного об авторе:

Непрофессиональный литератор, если не считать членство в Союзе писателей... Подробнее

 Комментарии

Комментариев нет