- Фаина, иди ко мне!
Голос Петра Семеновича звучит приглушенно. В нем не было просительных интонаций. Это призыв мужчины.
Я иду в легком коротком халатике, под которым ничего нет.
Петр Семенович лежит в нашей постели под поднятым балдахином. И это не дворянская прихоть, а спасение от комаров, которых полно за окнами. Мой муж не любит химических средств. «Пишут безвредные, - говорит он на эту тему, - но ведь комары от чего-то дохнут!» «Их парализует», - отвечаю я. «Грамотная ты моя!», - Петр Семенович привлекает меня к себе и целует за ухо.
Сейчас я сбрасываю с себя халат и прогуливаюсь под его восхищенным взглядом. Муж с ума сходит по моему телу:
- Диана! Богиня Диана! – восклицает он. – Как ты грациозна, как легка! Ты словно лань!
Я выписываю немыслимые па. В особый трепет его приводит вертикальный шпагат с захватом рукой ступни ноги. Это не трудно после десяти лет занятий в хореографической школе при самарском театре оперы и балета. Но Петр Семенович не артист. Он знаменитый актер, профессор ВГИКа, награжден уймой правительственных наград. Ему не дают прохода на улицах и в общественных местах. Бесконечные автографы, восхищенные взгляды.

Он заметил меня в компании девчонок, которые бросились к нему, кто с чем – блокнотиками, календариками, открытками. Полина, мечтающая стать Виардо, подсунула даже проездной билет. Это вызвало взрыв веселья Петра Семеновича.
- Ну, учудила, - смеясь, поставил он свой автограф, - а ты что, дурочка стоишь?
Это мне.
И сам подошел, взглянул в глаза, взял за руку и посадил в свою машину. Стекло опустилось, но рев моих подруг, да и всей толпы все равно проник в машину. Сколько там осталось девушек, мечтающих стать такими же дурочками!
- Как тебя зовут?
Я ответила.
- Фаина, - нараспев повторил Петр Семенович, - татарка что ли?
- Да нет…
- Как сказал наш президент, любого потри, окажется татарином, - сказал артист. – Но я – чистый немец! Ну и что Петр? Ну и что Семенович? Мои родители были Альпензее. Это из южной Саксонии. Они были коммунистами Третьего Интернационала. Ну а приехали в Союз и поменяли фамилию.
Я сидела ошеломленной. Об этом даже намека не было в его биографии, которая гласила, что артист Аванов был из рабоче-крестьянской семьи, и провел детство в маленьком городке под Пензой.
- Ты понимаешь, в чем дело, Фаина, - сказал Аванов, положа руку на сиденье за моей спиной так, словно собирался меня обнять, - я ушел из семьи. Или жена от меня ушла… Непонятно. Это было три года назад…
Кто не знает эту историю? Ее перемалывали и в светских салонах, и на кухнях, и в студенческих общежитиях на девичниках.
- Это был третий мой брак. Одна жена ушла от меня в молодости, другая погибла при съемках. А с Валентиной мы прожили полтора года и оказалось, что мы и не любили друг друга.
Зачем он говорит это мне, девчонке, только что начавшей учебу на втором курсе областного пединститута?
- Мы честно сказали друг друга об этом. Валентина хорошая женщина, но так увлечена своими поисками берестяных грамот, что забыла напрочь… Впрочем об этом поговорим в любое время, когда захочешь.
Это означало только одно, сейчас мне предложат руку и сердце!
Вот мое сердце и екнуло, когда Петр Семенович взял обе мои руки в свои и сказал:
- Выходи за меня замуж, Фаина!
- Я, я…
- Выходи, да, я стар для тебя, мне шестьдесят два года, наверное, лет на сорок разница, но не отказывай…
- Я не отказываю, Петр Семенович, - мой голос дрожал от волнения, - но я учусь и хочу стать учителем.
- Ты и будешь учиться, мы вместе засядем за учебники и сдадим экстерном, потому что через девять месяцев ты родишь мне ребенка…
Господи! Такое услышать в машине, спустя всего несколько минут, как мы с девчонками оказались у кинотеатра «Россия», где была очередная премьера режиссера Колосова, и в главной роли был сам Аванов?
- Вы смеетесь надо мной!
- Паспорт при тебе?
- Да, я хотела получить телеграфный перевод от папы.
- Дима, - обратился Петр Семенович к водителю, - поезжай в Краснопресненский ЗАГС.
Так я и стала женой знаменитого артиста.

Я танцую и вижу, как возбуждается мой муж, как поднимается простыня в том самом месте. Скоро я побегу к нему и окажусь под его не очень старым телом. Не очень тяжелым, но очень энергичным.
…Первый акт был потрясающим. В тот день, когда нам поставили штампы в паспорта в ЗАГСе, там и не думали устанавливать какой-то срок. Авторитет Аванова был настолько непоколебим, что приведи он пятнадцатилетнюю девчонку расписываться, и на это не посмотрели бы. А мне было двадцать три года.
У меня были ребята. В последнем классе Сережка Александров заманил меня в кабинет биологии, закрылся на ключ и, бросив на пол свой пиджак, повалил меня на него. Мне было интересно, чем это кончится. Я знала, что все девчонки нашего класса уже перепробовали двух-трех парней. То были студенты, молодые учителя, курсанты военного училища.
Но ничего интересного не случилось. После этого я года два не занималась сексом. Лишь под новый год Валерка с третьего этажа общежития напоил меня каким-то дорогим французским шампанским. Мы были в его комнате, и он вошел в меня чем-то жестким и очень объемным. Тогда я вырвалась и убежала к себе, не понимая, зачем люди занимаются этим делом? Ради чего?

Петр Семенович ничего такого себе не позволял. Он рассказывал о своей жизни, спрашивал меня, как мне жилось с родителями, и как мне былось одной в столице. Мы уже дали телеграмму в Самару с приглашением на свадьбу. «Все будет как у людей, - сказал Петр Семенович, - как у порядочных людей….»
Мой неожиданный муж оказался настоящим кавалером и чутким мужчиной.
Я не заметила за тем разговором, как мы оказались рядом, и мой муж ласково поглаживая меня, не торопясь, с какой-то особой тактичностью и грациозностью, раздевал и меня, и себя.
Да, мы чуть пригубили шампанского, да, тихо журчал компрессор в аквариуме с прекрасными рыбками, да в соседней комнате что-то говорили по телевизору, а мы поднимались в какой-то иной мир, возвышенный, наполненный трепетным ожиданием…
Он вошел в меня так нежно и так ласково, что я тут же приняла это с восторгом и удивлением.
Когда закончился наш первый акт, я стала покрывать все тело Петра Семеновича страстными поцелуями, но больше всего их досталось его слегка расслабленному и подрагивающему члену. И от этой благодарной страсти этот удивительный на чуткость орган снова поднялся, и мы занялись самым древним на земле занятием.
А после мы лежали, расслабленные и счастливые. Я, совсем еще молодая, и он, который мог считать меня свой внучкой. Но в тот вечер, в ту ночь это расстояние оказалось несущественным.
- Я не ошибся в тебе, Фаечка, - шептал Петр Семенович. – Ты счастлива?
- Вы какой-то отчаянный - вас сильно обидела жизнь? Да, да, я безумно счастлива!
- Чему же ты счастлива?
- Тому, что оказалась в доме, где у меня появилась семья.
- Еще чему?
- Тому, что рядом лежит человек, которого я полюбила после того, как он поставил свою подпись в ЗАГСе.
Петр Семенович засмеялся:
- Прямо вот с того момента?
- Нет, когда ты… вы… посмотрели на меня с чувством сделанного выбора.
- Да не было у меня такого чувства, - запротестовал Петр Семенович, - послушай, ты так много видишь запредельного в этой ситуации, что у меня родилась идея, а не сыграть ли нам вот такие роли – молодой девушки и старого мужа?
- Новое издание «Неравного брака»?
- Ты про картину?
Мы еще долго разговаривали. Затем заснули. А утром я ощутила свою руку на его члене. Тот поднимался…
Петр Семенович, наверное, уже не спал. Он поцеловал эту руку и сказал:
- Вот моя виагра.

Я прекратила танцевать - Петр Семенович ласково сделал приглашающий жест. Он мой султан, в рабство которому я пошла с большой охотой. Мы одолели два курса института, а летом я сдала за четвертый. Жизнь понеслась с огромной скоростью. Не успела я подойти к своему повелителю, как остановилась – из детской донесся плач нашего Артемушки. Но вот послышалось, как открылась дверь спальни няни. И через минуту сынок перестал хныкать. Что ему приснилось, что его потревожило в этот час?

Еще у меня были первые съемки, которые шли параллельно нашей жизни с Авановым. Я не взяла его фамилию. Буквально вчера была снята еще одна сцена, правда, с бутафорской куклой.
- Мотор! – взвизгнула надрессированная баба.
И на меня надвинулась камера.
- Я не могу так жить! Вчера тебя не было дома. Тебя видели в ресторане с этой самой, из театра на Таганке. А я здесь с ребенком…
Я сделала паузу. Мои глаза раскрылись в огне ненависти:
- Но Ирэна Курских не забеременеет от тебя!
Актер Аванов приблизился ко мне. И его глаза потухли, в них появился страх:
- Что ты хочешь этим сказать?
- Я? Посмотри на дочь! Разве может шестидесятипятилетний мужчина, пьющий, как лошадь, выкуривающий по две пачки сигарет, надеяться на появление потомства?
- Ах ты…

И так далее. То была сцена отвратительная. Но мы играли ее с азартом, потому что между нами таких отношений не было. И мы радовались тому, что можем лишь проиграть то, что могло случиться в такой банальной ситуации. Ведь за героиней из сценария ухлестывал молодой актер. Но он рассчитывал… Впрочем, я не могу понять на что рассчитывал неизвестный актеришка, преследуя жену такого мэтра сцены, как Одеонов? Ах, эти сценаристы!

Ну, вот и все. Вся моя история, история девушки из Самары с фамилией Коноплева. И она закончилась на следующее утро, когда я проснулась с желанием быстрее побежать к хнычущему Артемчику. Я, не надеясь на нянечку, побежала, прихватив тот легкий халатик, который сводил с ума моего мужа.
Я чувствовала тяжесть своей груди. Я чувствовала, как она истекает молоком. Я чувствовала в себе огромные силы матери.
Мой сынулечка так и не открыл глазки, а во сне вцепился в мою грудь, причмокивая и легко вздыхая. Ну, разве он не прелесть!
Я еще долго держала в руках Темку, так любил называть его мой Петр Семенович.
Когда я вернулась в постель, чтобы еще немного поспать, то увидела, что великий Аванов лежит очень странно – левая его рука свисала с кровати, а правая была на груди. И тело моего мужа было очень холодным.