Божественное для Запада состоит в безоговорочном отвержении человеческого, для Востока – в пристальном его изучении и непременном развитии. Извечное стремление человека ритмизировать свою речь в христианском мире – тлен и пагуба, в буддийском – занятие изысканное и почтенное. Поэт Монахов, поэт-инок для русского уха – нелепица, для японского – закономерность. Не всякий тамошний монах был поэтом, но практически каждый поэт был монахом. Сайгё, Мёэ, Камо-но Тёмэй, Догэн, Иккю, Басё, Тиё, Рёкан… Продолжить или уже достаточно?
И это вовсе не удивляет. Японский буддизм и японская поэзия – от одного корня. В основе их лежит первый из семи принципов Догэна: “Все живое и Будда – едины”. И монах, и стихотворец в конечном итоге стремятся к одному и тому же – осознать себя частью целого, ощутить за собой право повторить всему миру слова Киплинга: “Мы с тобой одной крови – ты и я”. Кажется, это и называется сатори – просветлением.
Дзэнский путь к просветлению лежит через палочную дисциплину монастыря, через оплеухи учителя, через полуголодную жизнь, через физически и духовно изнурительную медитацию. Дзэнская свобода, в сущности, – осознанная необходимость, и ничего кроме. Но мера этой свободы не знает границ. Каноны хокку суровы, как монастырский устав. Но когда поэт сживается с ними, подчиняет ум и душу аскетической дисциплине жанра – Бог ты мой, какая немыслимая свобода ему открывается! Но быть свободным – тяжкий труд. “Свобода, как воздух горных вершин: для слабых людей непереносима”, – писал Акутагава.
Наши хайдзины во многом избавлены от необходимости следовать канонам семнадцатисложных поэм. Традиционная силлабическая метрика (5-7-5), почти полное отсутствие глаголов, выстроенные на омонимах каламбуры и обязательное именное сказуемое в финале практически несовместимы с русским языком. Отечественные хокку следуют не букве, а духу своих японских прототипов. В русских трехстишиях сохраняются главные принципы хайкай: энго – использование ассоциаций, югэн – выявление скрытой сути вещей, ёдзё – подтекст. Соблюсти их – труд не меньший, чем овладение формальными приемами. И не менее благотворный. Не это ли имел в виду Басё, говоря: “Не ищи следы древних, ищи то, что искали древние”? А потому: встретишь патриарха – убей патриарха, встретишь Будду – убей Будду. В этом и заключается жестокая правда дзэнского искусства. Механически копируя мастеров, невозможно создать шедевр. Тем паче – прийти к просветлению. Тот, кто ищет Будду вне себя самого, обречен.
Но человек – всего лишь часть целого: все живое и Будда – едины. В философии дзэн нет объекта и субъекта действия, ибо они тождественны. Потому хайдзином способен стать лишь тот, кто свободно ставит знак равенства между окружающим миром, собой и стихотворной строкой. Скажем, вот так:

Под светофором
В луже предзимней
Много еще зеленого.

Или вот так:

Вышел к дороге
Гриб на людей посмотреть.
Ишь, напылили!

Это, как и все искусство хайкай, напоминает рисунок на запотевшем стекле: сквозь небрежно начерченные линии видится нечто большее. Мёэ говорил: “Стихи, которые мы сочиняем, разве это истинные слова? Когда пишешь о цветах, ведь не думаешь, что это на самом деле цветы. Когда пишешь о луне, не думаешь о луне”.
Равным образом, когда пишешь о Будде во всех его ипостасях, не думаешь о Будде. А о чем? Да не имеет значения. Сатори Догена – в медитации и утонченных танка, сатори Иккю – в чарке водки и похабных канси. Но русский хайдзин лишен возможности выбора. Наш путь к просветлению лежит через житейскую муть, и никак иначе.

Я руки помыл
В луже, соединившись
С небом высоким.
Но и в грязи отражается бирюза небес. Если праведники возродятся в раю, что уж говорить о грешниках?
Перечитал написанное и спрашиваю вслед за монахом Мёэ: слова, что я пишу, разве это истинные слова? Ведь речь – клевета. Я взялся говорить о тех вещах, о которых дзэнец молчит. Но и молчание – ложь. Истина по ту сторону речи и молчания. Где именно? Не знаю. Может быть, в зеленых бликах светофора на поверхности лужи. Или в недовольном ворчании придорожного мухомора. Спросите у Монахова. По-моему, он знает.

Александр Кузьменков


ТИШИНА ВСЁ ГРОМЧЕ
1.
-Ой!- укололась
Тучка юная о ельник
Молоденький.

2.

На долгом пути
пустой кошелек ноша
тяжелая.

3.
И на чужбине
нет роднее мест, чем
звездное небо

4.
Из-под снега
Вытаяла тишина
Прошлого года

5.
Утром в кровати
На твоей пустой половине
Себя нахожу.

6.
Гулял по лесу.
Деревья друиджески
Тянулись ветками.

7.
Время с тобой
Закатилось под кровать
И не дышит.

8.
По ночам глотаю
Твои сытные поцелуи.
Даже не завтракаю.

9.
Бог отмерял
Бесконечность и дал
Примерить всем.

10.
На носу очки
Первыми увидели –
Любимую.

11.

Перевожу со
Словарем с этого
На тот свет.

12.

Молочная река.
Кисельные берега.
Здесь день не рыбный.

13.
Пошел за хлебом.
Продавец мороженого
Спутал все планы.

14
Ветер принес вновь
Листья и "пятисотку"
Мятой купюрой

15
В зеркале ночном
Прихорашивается
Тьма-тьмущая

16
Зимой по ночам
Тишина всё слышнее,
Всё громче и громче.

17
Вкус неба на губах
Первая капля дождя
Напомнила

18
А в доме только
И разговоров, что по
Телевизору.

19
Подлизывался
Листопад, начищая ботинки
Прохожим

20
Доигрался…
Скулит тишина
В подворотне.

21
Много чего
Происходит без нас
На том свете…

22
На пуговицу
Луны застегнуто
Пальто неба


23
Мартовский ветер
Морщины на лицах прохожих
Разглаживает

24
Все хорошо!
Но не слава Богу!
Но хорошо ведь!


25
Нам осталось
Друг до друга
По глотку тишины.

26.
Портреты поэтов
Ночью жмутся к стенке
В кабинете литературы.

27.
Стихи ищут
Звукопожатие букв,
Скрипя зубами слов.

28.
Брожу средь могил.
Страшно на этом свете.
На том - интересно!

29.
Всю ночь пустой
Холодильник ворчал –
Будешь завтракать?

30.
Ушел за море,
Но слышу как ты в ответ
Молчишь и молчишь…

31.
Перешептывались
В кромешной темноте
Тишиной звучащей…

32.
Время с тобой
Убивает время без тебя
На первой секунде

33
Линия жизни
По горизонту режет
Горло заката

34
Бритвой заката
По горизонту жизни
С размаху чирк…

35
Который день
отмалчиваюсь по
телефону

36
За… окном… моросит…
Выслушал… каждую…
Каплю… дождя…

37
Зимние осадки -
Жизнь замело…Следы из
Дома набело.

38
Знаки препинания
Из старых книжек пылятся
На полу библиотек

39
Шла по асфальту
с ощущением: под каблуком –
Вселенная!


40.
-Иди с Богом!
Сказала мама. Иду. Иду.
Еще далеко?