В последнее время очень грустно.
Еду по тихой городской улице на заднем сиденье ночного такси, за окном сплошной стеной пролетают придорожные столбы, в горле застрял ком, и все на свете начинает ужасно злить, ведь еще вчера в таком же такси я ехал не один.
Голова уперлась в боковое стекло задней двери и слегка покачивалась на мягких кочках, грустный взгляд направлен в сторону городских тротуаров, но совершенно не за, что не цеплялся, словно видя все насквозь…
Перед глазами пожелтевшие осенние листья, в ушах журчание небольшой, чистой реки. Я уже на мосту, как взор совершенно случайно успел зацепился за ее нежный образ. Она сидела на берегу, свесив ноги вниз под слегка укрывающими ее ветвями ивы и водя простым карандашом по чистому листу белой бумаги, что-то рисовала.
Так начали тикать, отсчитывая одиннадцатимесячный срок наши с ней куранты. Я ждал ее у входа в театр очень долго. Затем у той же реки мы много говорили и постепенно, словно как два мощных магнита, покоряясь неведомой силе, мы тянулись друг к другу, а взгляд все чаще начинал скользить от глаз вниз к губам. Смутно помню, что тогда рассказывал, но зато никогда ни забуду, как наши губы в конце концов нежно сомкнулись, и словно боясь спугнуть маленькую птичку, ласкали друг друга. И затем ее тихий шепот.
-Такой сладкий.
Нам обоим казалось, что земля уходила из-под ног, и есть только лишь рай, который мы старались друг для друга создать.
Помню, иногда дарил ей подарки, были разные, смешные. Помню, как-то раз купил для нее вырезанный из ароматного можжевельника кленовый лист, сочинив при этом нехитрую легенду о том, что раз в тысячу лет он, сорвавшись со старого сухого клена, прилетает к идеальным парам на всей планете, и якобы в одно из осенних воскресных вечеров он опустился на мою ладонь, подарил его ей. Помню, она так была рада, что принялась усердно меня целовать, да так, что я с трудом выдерживал эту «атаку». А иногда поздними вечерами, когда за окнами лил дождь, а в комнате было тихо и уютно, время от времени сбиваясь от сложного текста, читал ей из Бальзака, и вскоре от моей монотонности она медленно опускала на мое плечо свою голову и тихонько засыпала.
Всякое было.
Помню, как иногда, она меня старательно боясь, пропустить хотя бы миллиметр моей колючей щетины брила, помню, какими вкусными у нее были завтраки. Иногда для меня она рисовала картины, и бывало перед концом нашего свидания, становясь на первую ступень старого троллейбуса, протягивала мне согнутый вдвое лист бумаги и с просьбой прочитать дома, уезжала прочь, а дома я его разворачивал и читал, это ее стих который она мне сочинила, помню, я его еще целовал и тихо повторял «милая Таня, милая Таня».
А еще, как-то я взобрался на самую высокую гору Крыма и мысли мои были вольны и многообразны покуда на самой вершине я не увидел маленький лохматый фиолетовый цветок и в тот момент я вспомнил о ней. Спускаясь со склона горы я спотыкался и падал, рвал одежду но так же продолжал бережно нести его в своих ладонях. Когда мы встретились, я его ей подарил. Думаю он по сей день лежит в ее маленькой шкатулке.
Летом мы часто ходили в горы, жарили шашлыки, она где-то на верхнем холме долго не возвращалась плела для нас обоих венки я так волновался, что даже пошел ее искать, а вечером у костра допоздна пели песни, а когда наступала холодная ночь, пытаясь заснуть в брезентовой палатке, с огромной силой прижимались друг к другу в надежде хотя бы чуть-чуть согреться.
Не знаю, может мы друг друга и не любили, но в минуты когда мы не виделись больше недели каждый из нас ужасно скучал и считал дни, часы, минуты до следующей встречи. И, сами того не замечая, ловили себя на мысли, что возможно это и есть то огромное всепоглощающее чувство которое мы не решались назвать. Дать ему легкое имя - любовь.
Еще помню как мы отдыхали в старом маленьком городе взобрались на высокую гору и шли по ее вершине густо заросшей дубами, а затем я взял ее на руки попросил закрыть глаза и пронес ее несколько десятков метров и когда разрешил открыть глаза то ее взору предстал огромный обрыв и внизу начиналась бескрайняя туманная степь. Ветер дул нам в лицо и развивал ее волосы обнажая при этом ее красивую шею. Скажу просто, мы были счастливы…
Снова наступила осень, и снова перед глазами пожелтевшие листья, и сереющие свинцовым отливом облака. Примерно, так закончились одиннадцать месяцев, но оставался еще один день. День в который она сказала.
-Нам нужно расстаться.
До сих пор не пойму причину, уверен, она тоже её не знает. Наверное, тот чертик, который сидел у нее внутри, меня победил …
-Приехали – повернувшись ко мне сказал таксист.
-Сколько?
-Пять.
-Держи …(пауза) - Вырви мне сердце.
-Че-е. Не понял? Сказал опешивший таксист и посмотрел мне в глаза.
Секунды три я выдержал на нем свой не менее пристальный взгляд и нечего не ответив, вышел.
Медленно подошел к подъезду своего дома, посмотрел на горящее окно пятого этажа, а в горле все тот же ком, и все также, продолжает все на свете злить: она меня наверное уже совсем забыла.
Да, в последнее время очень грустно.
Но жизнь продолжается.
И впереди будет очень много хорошего.
Нужно это помнить.
И тогда грустить будет веселее!!!