О боже мой, боже мой! Боже, останови мои слезы. Зачем они льются…
Я не хочу больше плакать… Но слезы… слезы льются.
Соленая вода размывает все вокруг. Нежная ткань платка впитала слезы. Наконец сумела открыть глаза.
Рамка… Рамка из стекла. О боже дай сил не заплакать. Дай увидеть его лицо сухими глазами.
Прекрасен. Как всегда прекрасен. Гордо вздернутый подбородок, черные грозны брови. Как не довольно он их смыкал, когда я плакала… Я бы все отдала чтоб увидеть, как он еще раз нахмурится. А эти темно-карие глаза… теплый уютный цвет. Короткий носик… Густые каштановые волосы до самых плеч… Да он именно прекрасен. А рядом я. Счастливая до безумия…
Я хочу вернуть те дни. Я не хочу его терять…
Слезы опять полились. Бесполезно их останавливать, пускай, с ними уходит и мое горе.
Мама сказала, что лучше выбросить все вещи, которые напоминают о нем… Если бы я осмелюсь, то в комнате останутся только стены. Но я не смогу. Не сейчас и никогда. Как я могу выбросить свою жизнь? Как я могу выкинуть его свитер? Как-то раз он забыл его у меня, а потом никак не мог забрать.
Сейчас, о боже, этот свитер все еще пахнет им.
Нежно взяла свитер и прижала к лицу. Да этот самый запах. Легкий аромат одеколона, но он ничто с его запахом.
Постояв в нерешительности, я все же надела свитер поверх прогулочного платья.
Нет, мама… я буду хранить его до конца жизни.
- Анита! – раздался голос мамы. – Тебя хотят видеть.
Я вышла из комнаты. В гостиной сидел человек в форме. О да, я узнала его.
- Чем обязана? – холодно поинтересовалась я.
- Мадмуазель Анита, я пришел выразить свои соболезнования вашему горю, - с этими словами человек в форме коротко поклонился.
Мама понимающе кивала.
- Оставьте их при себе, - спокойно попросила я.
- Что? – не понял военный.
- Свои соболезнования… оставьте их при себе.
- Анита! – гневно возмутилась Мама.
Холодно посмотрела на мать.
- Мама неужели вы не узнаете его? Именно этот военный вручил Ричарду конверт с призывом на войну, с которой он не вернулся! – самообладание чуть было не покинуло меня. Мать не увидит слез.
- Анита! Сейчас же извинись! – приказала мама.
- Не нужно мадам, - остановил ее военный. - Мадмуазель Анита, вы вините в смерти Ричарда меня? Неужели вы думаете, что я по собственной прихоти вручил ему конверт? Вы думаете, я виноват в его смерти?
Я молчала. Он продолжал.
- Я его не убивал. И передал конверт по приказу. Не смотря на ваше горе, я все же скажу. Нужно быть чертовски неуклюжим, чтоб умереть при первом же наступлении противника, на хорошо охраняемую крепость.
Холод пронзил меня с головы до ног.
- Я сказал это только для того, мадмуазель Анита, чтобы поставить вас на место, - объяснял военный. – Горе случается со всеми. Но никому не дано право винить всех и вся в его совершении.
На миг, меня охватило желание выцарапать наглецу глаза.
- Я не знаю тех, кто призвал мое возлюбленного, я не знаю того, кто его убил. Но я знаю вас. И вы единственный, кого я могу обвинить в его смерти. А теперь прошу покинуть мой дом.
Военный поднялся с дивана. Застегнул верхнюю пуговицу на мундире и молча направился к двери.
- И Ричард умер как герой, - произнесла вдогонку я.
Военный ухмыльнулся.
- Вы там были?
- Нет.
- Тогда откуда вам знать это? – торжествующая улыбка играла на лице.
- Я знаю, что герои умираю первыми. Вы же, как я вижу, все еще живы…
Дверь закрылась с такой силой, что зашатались окна.
Мама обескуражено проводила меня взглядом. Абсолютно невозмутимой я поднялась в комнату.
Спрятав руки в широких рукавах свитера, села на кровать и обхватила колени. Плотина не выдержала и поток слез залил щеки.
- Боже, останови мои слезы.