В юности говорилось – светло и радостно.
Душу сто раз на дню легко выворачивать,
Напрочь забыв, где изнанка у ней, где верх.
Глупый младенец, доверчивый до наивности.
Панцырь нарос – и черта с два ее вывернешь
Как ни пытайся, как ни верти теперь.

В юности раздавалось – горстями щедрыми,
Те, кто скупился – крестились душевно бедными.
Верилось свято: черпай – не увидишь дна.
Глядь – вот и дно, на нем последними крохами
Жить пустой душевною неумехою
Если кто не подаст… раздала сполна.

Чуть не от скуки кидалась в людей доверием,
Сил не щадя, любила, любви не меряя.
Кто же ее посмеет мерить, любовь?
Всякая из последних звалась единственной…
Дергаешь ртом, смеясь над нелепой истиной:
Больше и мерить нечего. Бог с тобой.

Это немало. Тем и утешься, девица.
Поздно на что-нибудь другое надеяться
Кроме Него – уже не поймет никто.
Поговорить не сможешь, дыша под панцырем
Дать тебе нечего – роздано все до малости
Да и любви остался один глоток:
Можно любить. Такую полюбит - кто?