Снова уличив губы в кокетливом изгибе, я уговариваю притормозить своё сердце и возвращаюсь к асфальтовой полосе под ногами, топающим по ней моим собственным туфлям и парам проходящих навстречу ног. Замечталась!

Люди проводят часы в картинных галереях и стаптывают свою обувь об их отполированный паркет, чтобы  увидеть, что такое фантазия, а ещё они копят миллион, чтобы повесить воображение художника у себя  в гостиной. Я ни разу в жизни не была  в галерее. Но я не чувствую себя ограниченным чудовищем и мне ничуть не стыдно. Просто красок, сюжетов и холстов без рамок мне и так хватает сполна. Нет, я не Леонардо да Винчи, но я рисую, рисую у себя в голове.

Смешивая образы, воспоминания, настоящее и прошлое, не боясь насказочничать, я воображаю себе будущее, дерзко и без спроса. В гости к мыслям я  хожу вся, без остатка, вот только  тело всегда пасует. Оно включает автопилот, даёт волю мимике и этим только выдаёт меня окружающим. Так что по дороге на работу я обычно изучаю асфальт с видом человека, который внезапно научился летать. Остаётся начать болтать с мыслями вслух, и вот, перед вами – умалишённая обыкновенная. Но я уже привыкла. Кто- то курит с детства, а я вот мечтаю.

Хотя с детства многое изменилось. Когда мне было 5, фантазии были намного ярче. Точнее они были настолько красочными, что если бы случайный прохожий ошибся поворотом и забрёл в мою голову, то смотреть на них ему было бы больнее, чем на солнце.

В 10 всё это разноцветье стало обретать очертания, такие же невероятные и ослепительные, как и палитра, породившая их.

А в 15 это была уже не просто стопка пёстрых образов, а цельный, фантастический, совершенный мир. Он не был постоянен: представлялся мне то одним, то другим, но тем, что раз за разом помогало мне узнать его, было пронзительной синевы небо, до которого можно было дотянуться. Внизу могло быть золотистое поле, без единого дерева или перламутровое море, или то, чего негде  увидеть и  можно только представить… хотя вы вряд ли меня поймёте. Вы никогда не увидели бы там ночь, и не почувствовали бы холод или сырость, хотя дождь там шёл… просто потому что я люблю дождь. Честно сказать, вы бы в принципе ничего там не увидели, и тот самый случайный прохожий никогда бы туда не забрёл, ведь это был МОЙ мир.

Мы часто используем понятия «сон» и «мечта» как синонимы. На самом деле родные братья- это грёзы и сны. Они одинаково соблазнительны и нереальны, могут пригреть и ласково погладить по голове, но потом отвернуться и так оттолкнуть, что слёзы сами начинают катиться из глаз.

Мечта, если проследить сложные родственные связи, приходится сну, скажем, подругой его бывшей девушки. И настолько же близки их роли в нашей жизни, насколько близки они друг другу.

Сны не дают грёзам навсегда исчезнуть и приходят, пока никто не видит, чтобы подразнить нас, а к утру оставляют после себя лишь осадок. Часто мы даже не помним, какой был сюжет, просто точно знаем что БЫЛО, и отчаянно пытаемся вспомнить ЧТО ЖЕ, убеждая себя в том, что это был знак, подсказка ровно до тех пор, пока наше подсознание снова не подразнит нас новым ночным видением. Когда мы больше не хотим грезить, мы всё равно делаем это  по секрету, по ночам.

Мечтая, мы сами пишем сюжет и распределяем роли. Тут вроде бы всё так же, как с грёзами, только мечты открывают перед нами очень соблазнительную возможность: предвидеть будущее -  волшебный дар, обладателем которого мы воображали себя, играя в супергероев. Достаточно только представить то, что ты хочешь увидеть, услышать, почувствовать в конце пути, и сделать первый шаг.

Теперь мы боимся приукрасить своё желание, сделать его нереальным, фантастичным, ведь сама мечта пообещала нам исполниться, стоит только идти, и если этого не случится, нам будет больно. Поэтому герои  мечтаний обычно вполне реальные, близкие и дорогие нам люди, действие происходит в пределах родной планеты, не охваченной стихийным бедствием или неизлечимым вирусом, а сюжет настолько прост, что даже рекламный ролик по нему не снять. Мы просто боимся ранить себя сказкой.

 «Это всего лишь сон!», «Это всего лишь мечта!».  Так же, как мы отмахиваемся от снов, мы закрываем глаза на мечты, просто по образцу.

Но сегодня всё будет совсем по-другому. Когда я оторву взгляд от асфальта, я не стану сбавлять скорость и прогонять из крови адреналин – я позову мечту с собой.

Теперь нас двое: я и она, и если раньше мне хотелось, чтобы кто-то подарил мне краску из своего мира, то теперь у меня столько своих, что я обязательно должна поделиться ими с друзьями, родными и теми, кто зовётся профессионалами в деле, на которое я рискнула пойти. Как настоящий художник, я нарисую всем о том, куда я иду и зачем. Они обязательно поймут, поддержат, подскажут и научат.

Я подхожу тихо-тихо и просто так говорю: «А я решила тут чудо сделать».

Что было дальше? Что – то про «Да куда тебе...»,  «В твои – то годы..» и  « Вам не следовало бы!». Продолжение заменялось противным писком, как нецензурная брань в телеэфире, вернее бесцветным «Бла-бла-бла».

Так они прищемили хвост моей мечте, а я чуть не оторвала голову их стабильности. Со своей щедростью я совсем забыла о том, что мечта для них – слово из книжки, не все верят в чудо, а значит и в меня. Бессмысленно рассказывать и убеждать, нужно принести и показать, нужны факты, нужен результат.

А пока всё это лишь в моей голове,  пусть отмывают радужные пятна, которыми я по-глупости наследила. Я же, пожалуй, предпочту вести диалоги с зеркалом. Оно поймёт. Я по опыту это знаю.

Теперь, когда мечта готова была родиться, нужно было обращаться к инструкциям, схемам, законам и правилам. Мне больше нельзя было воображать. Но я забыла о самом главном. Я ведь уже не Имя, Именько, Имечко, я уже Имя Отчественовна – уважаемая и почитаемая. Ещё чуть – чуть и мне начнут уступать место в общественном транспорте. Видимо, по старой привычке я всё же случайно переступила через грань между мечтами и грёзами и навоображала непозволительно много. Не по мне уже такие фокусы.

Вывод кажется настолько простым и логичным, что надо было бы придти и сказать : «Эй, ребята, вы были до безобразия правы».  А потом посмеяться над таким исподвыподвертом и встать в одну с ними цепь. Всё просто.

Но вот только я уже ненавижу жизнь, которую мне прописали. Теперь самое большое моё желание – вставить в кого- нибудь, как флешку, как чип, ту частичку своей души, которая чувствует, верит, знает и всё ещё борется, чтобы он понял и рассказал остальным.

А пока я поддамся инстинктам: я приглашу к себе панику, чтобы срывающимся голосом, взахлёб рассказывать про мечту, чтобы меня опять не услышали, посмотрели так…с жалостью, подумали : «Бедняжка», - погладили по голове и спросили, не хочу ли я выпить.

За отчаянием приходят самые отвратительные чувства, заставляющие человека стать разумным и взрослым. Должно быть, срабатывает инстинкт самосохранения: тело боится быть задушенным  душой.

Теперь в ней царит безразличие, которое убивает страх – анестетик, обездвиживающий остатки надежды, равнодушие,  убеждающее смириться и сказать: « Если и в этот раз ничего не выйдет, то это чудо за меня сделают мои дети. А я... я помечтаю об этом».

Для меня мечта – это не просто возможность вообразить и немного разукрасить себе цель. Мечта дружит с чудом, а начудить – это не сдать экзамен или заработать миллион. И чудо – это совсем не цель, оно не стоит горой и не ждёт, когда ты его покоришь. Здесь главное - взаимность. Оно прячется от посторонних в случайном наборе цифр, тексте песни, запахе любимых духов в толпе. Оно подсказывает только на понятном тебе языке,  где повернуть, когда подождать  и куда присесть. Может быть, ты будешь идти по его следам, может оно выскочит из-за угла, широко улыбаясь или же вы с ним снова разминётесь… Но совсем скоро, а может и не очень, но когда-нибудь обязательно вы с ним встретитесь!

 Чудо не любит помпезных встреч. Оно придёт именно в то мгновение, на которое ты перестанешь в него верить, придёт на цыпочках случайным телефонным звонком или слоганом «Всё будет хорошо» на рекламном щите, тихонько сядет рядом с тобой на корточки и покажет язык всем тем, кто обзывал его враньём.

Квартира, в которой так трепетно и бережно создавался домашний уют, теперь казалась приторно жалкой в своей убогости. Здесь всего казалось мало – мало света, мало воздуха, мало тепла и даже мало мебели.

Внутри было приятно тесно. Тянучка чувств, название которым пока не дано, выползла наружу, подобно тесту, стремящемуся выглянуть из-под крышки. Она залезла под кровать, уселась на свободных полках, забралась на антресоли и заставила меня замереть в своём центре, не оставив шанса нарушить её вязкость.

Мы никогда не ладили – я и моё тело. Я бросала его без присмотра, а оно сплетничало обо мне с первым встречным. Сегодня оно снова разболтало все мои секреты.

Когда я перехватила  пытливый взгляд, он уже наверняка всё знал, просто не хотел выдавать этого ябеду:

- Что – нибудь случилось?

- Я беременна...