Уже битый час Машка сидела на лавочке у подъезда любимого. Сегодня был ее день, по средам Машка всегда приезжала к Тимуру с ночевкой. В другие дни он не разрешал оставаться на ночь. Это бесило Машку, они ругались, но Тимур свято верил, что один день в неделю не является посягательством на его холостяцкую жизнь, с которой он не спешил расставаться. Спешила Машка. Месяц назад она справила свою двадцать пятую годовщину, и поняла, что веселая пора закончилась, нужно становиться серьезной, выходить замуж и рожать детей. А единственной подходящей кандидатурой был Тимур: обаятельный и веселый, щедрый и не занудистый балагур, к тому же имеющий собственную квартиру, машину и высокооплачиваемую работу. Но Тимур, наслушавшись приятелей, отмахивался от семейной жизни как черт от ладана. Однако Машка не теряла надежды, потому и высиживала сейчас неизвестно что.
Телефон любимого не отвечал на ее позывные, что было совсем странно, - Тимур никогда не отключал мобильную связь. Он вообще отличался немецкой пунктуальностью. И еще не было случая, чтобы Тимур опаздывал или каким-либо образом подводил Машку. В голову полезла всякая мешанина: вспомнились все аварии, случившиеся с друзьями, болезни, похороны и свадьбы знакомых.
Ноги Машкины в тоненьких осенних сапожках совсем закоченели. «Ох, знала б, что придется так долго ждать, одела бы зимние сапоги, и к чему весь этот выпендреж теперь?» - вертелось в голове уже в сотый раз. Но кто ж знает, где и когда и какую соломку придется стелить…
Машка всегда отличалась сверхтерпеливостью и сдержанностью чувств, но сейчас ее распирали такие бурные страсти, что попадись ей под руку молоток, расколошматила бы она всю ненавистную скамейку. Чтоб окончательно не замерзнуть, Машка начала нарезать круги вокруг скамейки, временами поглядывая на окна Тимура, в которых почему-то горел свет, и не выпуская из-под прицела подъезд.
И вдруг Машка остановилась как вкопанная. В окне большой комнаты Тимура что-то мигнуло, как, если бы пятирожковую люстру переключили на экономный режим с обычного. Машка минут пять не отрывала взгляда от окон, боясь даже мигать, что удавалось с большим трудом, и, наконец, сумела разглядеть какое-то движение в квартире Тимура.
Олимпийские бегуны отдыхают по сравнению с Машкой, - такую скорость она развила, забыв про существование лифта, на пути к Тимуровой квартире.
Но на звонок никто не реагировал, на пинки по двери тоже никто не откликнулся. Лишь только высунулась соседка из квартиры напротив, узнала Машку и покрутила пальцем у виска. Машкин палец просто прирос к дверному звонку, а дверь все больше раздражала своей броней и неприступностью, потому и получала удар за ударом, пинок за пинком.
Почти час Машка не отнимала от звонка палец, а вернее сказать, пальцы, меняя их поочередно, при этом припадая то и дело к замочной скважине и прислушиваясь. Это, конечно, может показаться смешным, но ведь, если встать на позиции ревнующей женщины, то будет понятна та агония, которая плескалась через край из раненой Машкиной души.
И вот, когда пальцы совершенно онемели, когда одеревенели ноги, когда ненависть дошла до той тупиковой точки, когда хочется всё послать подальше, когда уже нет сил, ключ в замке с внутренней стороны вдруг медленно повернулся.
Машка навалилась на дверь и буквально ввалилась в квартиру на руки… Генки – закадычного друга Тимура, который от неожиданности не удержался и они вместе, обнявшись, полетели на пол.
Вскочив, разъяренная Машка стала лупить Генку всем, что попадалось под руку в прихожей, не забывая употреблять при этом непонятным образом всплывшую ненормативную лексику. Генка и не пытался сопротивляться, он просто тихо выл. А Машка, намахавшись зонтами, шарфами и шапками, бросилась в комнаты. Да, да, именно в комнаты, потому что смерч, которым пронеслась по квартире Машка, сравним только с таким понятием.
Тимура нигде не было. Его не было ни под кроватью, ни в шкафах, ни в ванной или туалете, ни даже под мойкой на кухне, куда умудрилась заглянуть Машка, носясь по квартире. Генкина девушка жалась в углу на стуле, боясь произнести даже слово. А Генка так и остался сидеть на полу в прихожей.
Безрезультатно набегавшись и обессилив, Машка плюхнулась на диван с немым вопросом в глазах, устремленных на Генку.
«Ну, ты и дура», - начал дружок, - «какого рожна приперлась сегодня-то? Мне Тимурка по вторникам всегда ключи дает. Весь кайф обломала, психопатка!»
«Как вторник?» - Машка жалобно смотрела на Генку, пытаясь сдержать душившие ее слёзы. Ресницы, предательски дрогнув, задрожали, и, если бы не Генка со своей участливой подружкой, не миновать потопу Тимуровой квартире, - столь велико было море слез, выплеснутых Машкиными глазами.
К чему это я всё написала? Да к тому, что предупреждать надо любимых заранее, созваниваться перед встречей и не ходить на свидания наобум. Вот так!