Мы уйдём в глухие леса,

мы укроемся мхом и травой,

чтоб не слышать голос надежды.

Ты возьмёшь с собой толику сна,

я возьму немного вина –

так будет надёжней, нежнее.

Пусть нагой, первозданный огонь

наполнит глухие сердца

через край, через тысячи лет после нас.

Голубая вода отразит твою боль,

моё слово и наши следы,

ледяной тишиной с полуденной краской.

Все цветы будут ждать твоей грусти,

твоей простоты,

как лавандово-синий туман

ждёт холодных утренних песен.

Орхидея рассвета

развяжет замёрзшие руки,

и беззвучного неба экран

заискрится в гранях сапфира;

и ладони, цвета морской пены,

сомкнуться на полпути,

когда тихо-тихо

скользнут две тени

дугою овражной,

как дождь по сосновым сучьям,

в пастельно-зёлёную дымку

последнего откровения:

всё, что случилось – наше,

всё, что не сбудется – к лучшему.